– Ребенок умер, – сообщил Манкузо.

– Что? – воскликнул Уилл.

– Ребенок умер. Он прожил пару часов, но, похоже, получил повреждение от ножа, убившего мать. Младенец умер, – он посмотрел на часы, – две минуты назад.

– Что вы несете? – крикнул Уилл. – Я только что видел его.

– А теперь он умер.

Уилл попытался выйти, но Эпштейн схватил его за руку.

– Погодите, мистер Паркер. Ваш ребенок жив-здоров, но пока об этом знают только люди в этой комнате. Его уже унесли.

– Куда?

– В безопасное место.

– Зачем? Это мой сын. Я хочу знать, где он.

– Подумайте, мистер Паркер, – сказал Эпштейн. – Просто задумайтесь на минутку.

Какое-то время Уилл молчал. Потом проговорил:

– Вы считаете, что кто-то собирается добраться до ребенка.

– Мы считаем, что такое возможно. Они не знают, что он выжил.

– Но они мертвы. И мужчина, и женщина. Я видел обоих мертвыми.

Эпштейн отвел глаза.

– Могут быть другие, – сказал он, и даже за его скорбью виделось замешательство, и коп в Уилле гадал, что Эпштейн пытается скрыть.

– Какие другие? Кто были эти люди?

– Мы пытаемся это выяснить, – сказал раввин. – Это займет время.

– Верно. А что тем временем будет с моим сыном?

– В конечном итоге его отдадут в какую-нибудь семью, – сказал Манкузо. – Это все, что вам следует знать.

– Нет, не все, – возразил Уилл. – Это мой сын.

Манкузо ощерился.

– Вы не слушаете, офицер Паркер. У вас нет сына. А если будете настаивать, это будет стоить вам карьеры.

Уилл посмотрел на стоявшего у стены незнакомца.

– Вы кто? Какое вы имеете отношение ко всему этому?

Тот не ответил и не дрогнул под злобным взглядом Уилла.

– Это друг, – сказал Эпштейн. – Пока что этого достаточно.

– Так мы договорились, офицер Паркер? – снова заговорил Манкузо. – Лучше скажите сразу. Я не буду таким добродушным, если это дело выйдет за пределы этих стен.

Уилл судорожно глотнул.

– Да, – ответил он. – Я понял.

– Да, сэр, – поправил его Манкузо.

– Да, сэр, – повторил Уилл.

– А вы? – Манкузо переключил внимание на Джимми Галлахера.

– Я заодно с ним. Как он скажет, так и будет.

Все переглянулись. Дело было сделано.

– Идите домой, – сказал Манкузо Уиллу. – Идите домой к своей жене.

И когда они прошли через комнату со стеклянными стенами, кроватка была уже пуста, и лицо девушки из регистратуры сморщилось от печали, когда они проходили мимо нее. Сокрытие правды уже началось. Без слов соболезнования человеку, который в одну ночь потерял ребенка и мать этого ребенка, она могла лишь, покачав головой, смотреть, как он исчезает в ночи.

Когда Уилл, наконец, вернулся домой, Элейн ждала его.

– Где ты был?

Ее глаза распухли. Он понял, что она проплакала несколько часов.

– Кое-что случилось, – ответил он. – Погибла одна девушка.

– А мне наплевать! – Это был вопль, не крик. Уилл никогда не слышал, чтобы она издавала такой звук. Эти три слова будто заключали в себе столько боли и муки, сколько он никогда не мог представить в женщине, которую любил. Потом она повторила эти слова, на этот раз тише, заставляя каждое слово выйти, как будто выдавливая их из себя.

– А мне наплевать. Тебя здесь не было. Тебя не было, когда ты был мне нужен.

Он опустился на колени рядом с ней и взял ее за руки.

– Что? – спросил он. – Что такое?

– Сегодня мне пришлось сходить в клинику.

– Зачем?

– Что-то не так. Я почувствовала внутри.

Он крепче сжал ее руки, но она не смотрела на него, не могла поднять на него глаза.

– Наш малыш умер, – тихо проговорила она. – Я ношу мертвого ребенка.

Он обнял ее и ждал, что она заплачет, но у нее не осталось слез. Она просто прижалась к нему, молча, и потерялась в своем горе. Он видел ее отражение в зеркале на стене у нее за спиной и закрыл глаза, чтобы не смотреть на себя.

Уилл отвел жену к кровати и помог лечь. Врачи в клинике дали ей какие-то таблетки, и он дал их ей выпить.

– Они хотели стимулировать, – сказала она, проглотив таблетки. – Хотели вынуть нашего малыша, но я не дала. Я хотела держать его в себе как можно дольше.

Он кивнул, но теперь не мог говорить. У него потекли слезы. Жена протянула руку и вытерла их большим пальцем.

Он сидел рядом с ней, пока она не уснула, а потом два часа сидел, уставившись в стену и держа ее за руку, пока медленно, осторожно, не отпустил и не дал руке упасть на простыни. Элейн слегка пошевелилась, но не проснулась.

Он спустился по лестнице и набрал номер, который ему дал Эпштейн при первой встрече. Ответил сонный женский голос, и когда Уилл попросил раввина, женщина ответила, что тот спит.

– У него была тяжелая ночь, – объяснила она.

– Я знаю, – ответил Уилл. – Я был там. Разбудите его. Скажите, что это Уилл Паркер.

Женщина явно знала это имя. Она положила трубку, и Уилл услышал ее шаги. Прошло пять минут, потом послышался голос Эпштейна.

– Мистер Паркер, я должен был сказать вам еще в больнице: нам не следует продолжать контакты таким образом.

– Мне нужно увидеться с вами.

– Это невозможно. Что сделано, то сделано. Мы должны оставить мертвых в покое.

– Моя жена носит мертвого ребенка, – сказал Уилл. Он с трудом выдавил из себя эти слова.

– Что?

– Вы расслышали. Наш ребенок умер в утробе. Предполагают, что пуповина каким-то образом обмоталась вокруг шеи. Он умер. Ей сказали вчера. Они собираются стимулировать роды и удалить его.

– Сочувствую, – сказал Эпштейн.

– Мне не нужна ваша жалость. Мне нужен мой сын.

Эпштейн молчал.

– То, что вы предлагаете, не…

Уилл перебил его: