Джоанна посмотрела на часы и легонько вскрикнула:

— Твой поезд! Боже, ты сейчас опоздаешь! И где я тебя буду тут прятать? Чем скорее ты отсюда исчезнешь, тем лучше!

Сгребя в комок свои черные перчатки, шелковый мешочек-сумочку, Джоанна сунула все Ксении в руки.

— На! Держи крепче, не растеряй по дороге! И кольцо! Кольцо обручальное! Дай мне скорее кольцо — и поторопись вниз! Роберт ждет тебя там в карете. Он тебе все объяснит.

Говоря это, она надевала на Ксению вдовий чепец, завязывала ленты под подбородком и напоследок чмокнула ее в щеку, перед тем как накинуть вуаль ей на лицо.

Ксения сняла обручальное кольцо и, когда Джоанна взяла его, сказала:

— Спасибо тебе, Джоанна, добрейшая и любезнейшая из кузин. Печально, что мы никогда больше не встретимся, но я всегда буду благодарна тебе за все, что случилось в моей жизни благодаря тебе.

Ксения протянула руку и позвонила в золотой колокольчик, стоящий на туалетном столике. Почти сразу, едва он прозвенел, вернулась Маргит.

— Проводите мою подругу миссис Кресвелл на лестницу, — повелительно сказала Джоанна.

— Да, хорошо, ваше величество.

Ксения ожидала, что Маргит заметит перемену в хозяйке, но нет… Маргит со всей очевидностью признала Джоанну как королеву, и Ксения могла лишь покорно последовать за ней к двери, пониже наклонив голову, как бедная родственница, явившаяся в богатый дом за подаянием.

У двери она обернулась, чтобы присесть в реверансе — перед королевой, Джоанной, как того требовал дворцовый этикет. Та замахала на нее руками: дескать, не трать понапрасну время, спеши! Зачем эти все приседания?

Маргит вывела ее на лестничный пролет, где стоял мажордом, и тот проводил ее вниз, на парадное крыльцо.

Ксения увидела крытую карету — карета предназначалась ей. И толпу за позолоченными воротами, которая тоже предназначалась, по сути, ей же, но так вышло, что вряд ли все эти люди смогут поприветствовать своих короля и королеву, отправляющихся в свадебное путешествие. Скорее всего, ее кузина никуда не двинется из Мольнара, пока здесь ее Роберт, ее лорд Граттон, которого она, как Ксения поняла, любит без памяти…

Но вдруг поездка все же состоится? Истван как-то уговорит Джоанну, и король с королевой отбудут в полагающееся им свадебное путешествие, и их будет приветствовать толпа за позолоченными воротами, радуясь за молодоженов и уже начав ожидать появления во дворце наследника…

В ее сердце словно провернулся кинжал. Король в любовном угаре отправится путешествовать с Джоанной, а она, Ксения, будет тайком удирать вон из страны, прячась под черной вдовьей вуалью…

Едва волоча ноги, она побрела к карете. Со стороны это не выходило за рамки положенного вдове выражения скорби. А что, как не скорбь, испытывала сейчас Ксения? Бесконечную скорбь по своей закатившейся жизни. Что сегодня ее закат, в этом Ксения не сомневалась. Кучер предупредительно открыл перед нею дверцу, и ей ничего не осталось, как дать ему возможность помочь ей удобно усесться на сиденье.

В карете — в этой унылой тыкве — ее ждал мужчина. Пока карета не тронулась, он молчал. И как только лошадиные копыта застучали по мостовой, он обратился к ней:

— Вне всякого сомнения, Джоанна поблагодарила вас за то, что вы для нас сделали. И я хотел бы поблагодарить вас в свою очередь, ибо моя благодарность не уступает той, что испытывает к вам Джоанна.

Ксения повернула голову, чтобы посмотреть сквозь мрак вуали на так вежливо заговорившего с ней мужчину. Да, он действительно англичанин и действительно очень хорош собою. Но только неужели Джоанна не замечает, насколько Истван лучше? И как она могла предпочесть его королю? Уму непостижимо.

— Вам не нужно… благодарить меня, — сказала она миг спустя, опомнившись, что не о том думает. — Это был… незабываемый для меня… м-м-м… опыт….

Несмотря на принятое ею решение говорить спокойно, в ее голосе предательски зазвенели слезы. Лорд Граттон, уловив, что она чувствует в эти минуты, сказал отчужденным, нейтральным тоном:

— Ваш билет до конечного пункта в Англии, до Труро, у меня. Я позаботился, чтобы в поезде у вас было спальное купе и отдельная каюта на пароходе через Ла-Манш.

— Спасибо, спасибо… — пробормотала Ксения. — Вы очень любезны.

— Джоанна сказала мне, что должна вам двести фунтов за ту роль, которую вы сыграли в том маскараде, — продолжал лорд Граттон, — но поскольку я лично обязан вам столь многим, я добавил еще двести фунтов. Они здесь, в этом конверте.

С этими словами он передал его Ксении, но в его руке осталась другая бумага.

Она положила деньги в сумочку — изящный шелковый мешочек, висевший у нее на запястье. А лорд Граттон продолжил свои пояснения:

— Вам будет нужен паспорт, чтобы вернуться в Англию. Его будут проверять, когда поезд прибудет в Австрию. Я выправил его на имя миссис Кресвелл. Поскольку вы одеты так, как одеваются вдовы, паспорт должен демонстрировать ваш статус замужней дамы.

— Я… понимаю, — кивнула Ксения. — Разумеется.

— Все продумано, учтено, неприятностей не случится, — ответственно делал необходимые наставления лорд Граттон, — вы не должны ни о чем беспокоиться. Однако если вдруг что-то произойдет, вы не сможете связаться с Джоанной. Я остановлюсь в отеле «Корона» в Мольнаре еще приблизительно на неделю. Возможно, на две или даже больше.

— А… это… разумно? — тихо спросила Ксения.

— Разумно оно или нет, но я так решил, — убежденно проговорил лорд Граттон. И неожиданно искренне у него вырвалось: — Я не могу не быть рядом с Джоанной — разлука с ней невыносима для меня! Мы с ней за это время… — он замолчал, сочтя, по всей видимости, некорректным такое обнажение чувств перед незнакомой дамой.

Но Ксения чутким ухом распознала в его голосе страсть, и это заставило ее проникнуться к лорду Граттону сочувствием. Как же она его понимает! И как же она сама могла пойти на то, чтобы разлучиться с Истваном? Как она могла уехать — вот так, тихо, крадучись, прикрыв лицо вдовьей вуалью? Зачем она была так покорна? Как под гипнозом… И Истван никогда не поймет, почему она вдруг так переменилась, — ведь Джоанна будет с ним совсем другой, чем она, Ксения, и он не получит от нее той любви, какой будет ждать после того, что он уже получил минувшей ночью…

Он будет в недоумении, изумлен, озадачен. Нет, даже не так — он будет потрясен, не меньше! И — она уверена — он испытает настоящую муку. Не может не испытать! Иначе зачем была эта их ночь?..

Карета приближалась к вокзалу, и душевная боль Ксении нарастала: чем ближе становился вокзал, тем острее жгла ее эта боль. Холодные железные колеса увезут ее из страны Иствана, и больше они никогда не увидятся… Возможно, потому, что она хранила такое угрюмо-страдальческое молчание, одев им себя, как панцирем, поглощенная своим горем, а может быть, потому, что лорд Граттон сам страдал так же, он в точности угадал, что произошло с ней в Лютении!