К чести Алексея Разумовского, этого фаворита и первейшего вельможи елизаветинской эпохи, следует отметить, что он был чужд гордыни, ненавидел коварство и любил ходатайствовать за несчастных. Под его влиянием украинские казаки стали освобождаться от крепостной зависимости, за что они просто боготворили его.

Итак, мы выяснили, что Елизавета была красивой, доброй, веселой, если надо, строгой, а также смелой и влюбчивой дамой. Какой же была ее жизнь, ее повседневное существование императрицы, самодержицы российской? Обратимся к описаниям историков. Н. И. Костомаров так описывал ее внешность (она была тогда уже в зрелых годах): «…У нее были превосходные каштановые волосы, выразительные голубые глаза, здоровые зубы, очаровательные уста… Ее роскошные волосы не обезображивались пудрою по тогдашней моде, а распускались по плечам локонами, перевитыми цветами». Рассказывали, что у нее был слегка приплюснутый нос, и поэтому она не любила, когда ее изображали в профиль. При Петре I в моде было все голландское, при Анне Ивановне – все немецкое, а при Елизавете Петровне – французское. Именно тогда французский язык вошел у русской знати во всеобщее употребление. Елизавета прекрасно танцевала французские менуэты, кадрили и мазурки, лихо отплясывала и под русские песни и мелодии.

Она любила слушать страшные народные сказки, верила в домовых, русалок и леших. Играла в бильярд, была страстной охотницей. По вторникам Елизавета устраивала маскарады, за неявку на которые без уважительной причины полагался штраф 50 рублей. Эти маскарады начинались около 6 часов вечера и продолжались до 2 часов ночи; в них могли участвовать все, кому заблагорассудится, но в чине не ниже полковника. Ей нравилось переодевать придворных дам в мужские костюмы, при этом мужчины, естественно, вынуждены были напяливать на себя женское платье. Екатерина II позже вспоминала: «Императрице вздумалось приказать, чтобы на придворные маскарады все мущины являлись в женских нарядах и все женщины в мужских, и при том без масок на лицах… Мущины в огромных юпках на китовых усах… а дамы в мужских придворных костюмах. Такие метаморфозы вовсе не нравились мущинам, и большая часть их являлась на маскарад в самом дурном расположении духа, потому что они не могли не чувствовать, как они безобразны в дамском наряде. С другой стороны, дамы казались жалкими мальчишками, кто был постарше, того безобразили толстые и короткие ноги».

Зачем она это делала? Екатерина II поясняет: «И из всех них мужской костюм шел только к одной императрице. При своем высоком росте и некоторой дородности она была чудовищно хороша в мужском наряде. Ни у одного мущины я никогда в жизнь мою не видала такой прекрасной ноги». Это необычайно льстило Елизавете, и она была в восторге от своей выдумки. Современник вспоминал: «Стройная, высокая, гибкая Елисавета Петровна была очень красива в мужском костюме и поэтому любила наряжаться мужчиною». Но это на маскараде, а главным ее нарядом, конечно, были платья. К ним у нее была настоящая страсть. Известно, что Елизавета никогда не надевала одного платья дважды, а в течение одного бала могла сменить свой наряд трижды! Только в Москве при пожаре 1753 года у нее сгорело 4 тысячи платьев, но она не тужила, так как в запасе у нее было еще 15 тысяч нарядов, да два сундука шелковых чулок, да несколько тысяч пар обуви. И прически она носила замысловатые, убранные множеством драгоценных камней.

Елизавета и сама была законодательницей мод, и дам из высшего света не забывала. У нее была «милая» привычка утверждать фасоны платьев именными указами! Вся в отца – тот своими именными указами поучал, как подданным жениться или покойников хоронить, какой должна быть глубина могилы или длина гроба, а его дочь указывала, какие дамам платья носить. Впрочем, это была невинная забава, смешная причуда. Когда в Петербург заходили иностранные корабли с галантереей, Елизавета стремилась скупить все новинки, пока их не расхватали другие дамы. Да они и не смели надевать такие же наряды, причем это правило распространялось не только на платья, но и на украшения. Однажды произошел такой случай – фрейлина Лопухина явилась на бал с такой же розой в волосах, как у Елизаветы. Разгневанная императрица заставила ее стать на колени, срезала ножницами цветок вместе с прядью волос, а затем надавала дерзкой пощечин. На красоту Елизаветы не смел покушаться никто!

С этой Лопухиной (ее звали Натальей Федоровной) связана грустная история. Ее подвел ее длинный, охочий до сплетен язык. Не все были довольны воцарением Елизаветы, вот Лопухина и стала высказываться в таком духе, что, мол, скоро снова на престол взойдет Брауншвейгская династия (муж ее поддерживал эти сплетни), то есть власть вернется к Анне Леопольдовне. Конкретно ничего сделано не было – так, одни разговоры, но Лесток усмотрел в этих сплетнях заговор против Елизаветы. В 1743 году началось следствие, а с ним пытки, и обвиняемые, разумеется, сознались во всем. Приговор был ужасен – Лопухину с сыном и мужем, генерал-поручиком, следовало колесовать. Поскольку Елизавета отменила смертную казнь, то колесование заменили битьем кнутом и вырезанием языка. (Этот эпизод вошел в фильм «Гардемарины, вперед!», только Лопухину почему-то назвали Бестужевой.) Однако молва приписала эту историю зависти Елизаветы. Говорили, что на придворных балах еще в царствование Анны Ивановны Лопухина, женщина выдающейся красоты, затмевала собой Елизавету Петровну, и это соперничество породило вражду между ними. Будто бы однажды Лопухина пригласила к себе на бал весь двор, в том числе и цесаревну Елизавету. Перед этим она подкупила горничных Елизаветы, через которых достала образец материи, из которого та шила себе платье к этому балу. Это было желтая парча, шитая серебром. В назначенный день к Лопухиной прибыла Анна Ивановна со своей свитой. Та провела их в гостиную, где все стены, стулья, диваны и кресла были обиты той же материей, из которой шила себе платье ничего не подозревавшая Елизавета. Наконец, прибыла цесаревна, вошла в гостиную, и тут… раздался взрыв хохота. Елизавета смутилась, потом оглянулась и сразу все поняла. Она тотчас покинула дом Лопухиной, вернулась к себе и долго плакала.

Рассказывали также, что Наталью Федоровну привлекли к этому делу не только за шикарные бальные платья, ту выходку на балу да за дерзкие высказывания в адрес императрицы. Что, мол, был тут замешан и Алексей Разумовский. Это, конечно, неправда, до такой низости Елизавета никогда бы не дошла. Кстати, из ссылки несчастную, искалеченную Лопухину вызволил только Петр III, наверное, в память о своей бывшей возлюбленной фрейлине, на которой ему не дали жениться.

Пойдем дальше. В другой раз Елизавета как-то неудачно покрасила волосы и, пытаясь скрыть эту промашку, перекрасила их в черный цвет. А чтобы ничем не отличаться от придворных дам, она заставила их обрить головы наголо и приказала носить черные парики! Ну, не могла она допустить, чтобы у кого-то волосы были красивее, чем у нее. Самодурство – скажете вы? Не без этого. А какая из модниц потерпит, чтобы прочие женщины одевались так же, как и она! Да к тому же императрица! Как-то Елизавета приказала одной из своих фрейлин, княгине Гагариной, носить широкое бесформенное платье, чтобы не показывать свою фигуру, которая была у той лучше, чем у императрицы. Находчивая дама вышла из положения просто – она поддевала под платье фижмы с мощными пружинами и спокойно танцевала на балах, а когда лакей провозглашал, что идет императрица, приталенное платье одним движением превращалось в бесформенный балахон. Похоже на анекдот, но это была правда. Бывали и случаи, когда Елизавета вообще не появлялась на балах, когда была не в форме и чувствовала, что кто-нибудь может ее затмить.