– Здесь у нас, в Университете Здоровья, нет места сатирам и прелюбодеям, развратникам и сибаритам. Точно так же, как у нас нет места любителям виски, табака и сковородки. Позвольте мне сослаться на Джереми Тэйлора, этого авторитетнейшего человека, с которым я целиком и полностью согласен. «Общепринятое заблуждение состоит в том, – утверждает Тэйлор, – что мужчина и женщина, соединенные узами законного брака, имеют право необузданно предаваться похоти. Это не так! Природа, строго следующая своим законам, не признает излишеств и жесточайшим образом наказывает за них не только развратников, но и законных супругов».

Келлог сделал паузу и обозрел аудиторию. Все присутствующие замерли. Доктор откашлялся.

– Хочу добавить и от себя, дамы и господа, приверженцы здорового образа жизни. Чрезмерное увлечение исполнением супружеских обязанностей наносит огромный, непоправимый ущерб как мужчине, так и женщине. А по сути дела является узаконенной проституцией. Повторяю, дамы и господа: «узаконенной проституцией».

Кто-то из молоденьких пациенток ахнул. Кажется, Фребль? Аннализе, четырнадцать лет, Чепэл-хилл, Северная Каролина; болезнь Брайта, диабет, автоинтоксикация, ожирение. Звук, исторгнутый устами девицы, заставил доктора задуматься. Может быть, то, что он говорит, звучит слишком шокирующе для юных ушей? Ничего, в скором времени бедная девочка узнает ужасную правду жизни, к которой ее приобщит похотливый супруг. Так пусть же лучше она заблаговременно вооружится надежными физиологическими доспехами. Он снова вскарабкался на свою трибуну.

– А позвольте вас спрос-с-сить, – зловеще засвистел он, – что происходит с людьми, которые не могут справиться со своими низменными инстинктами? В чем именно заключается опасность, о которой я все время говорю? Какая судьба ожидает супругов, предающихся разврату так же часто, как они садятся к обеденному столу?

Ответа не было. Аудитория окаменела, но Келлог знал, что все слушают его, затаив дыхание.

– Скажите, что будет, если в паровой котел, предназначенный для воды, налить бензин? Большинство людей – я имею в виду пристойных женщин и мужчин – до брака вели благонравный образ жизни. И тут вдруг они погружаются в атмосферу нервного возбуждения, которое буквально подрывает всю их нервную систему, заодно разрушая пищеварительный тракт и все выводящие каналы. Особенно это опасно для мужчин, добровольно лишающих себя жизнеобразующей жидкости!

Мисс Манц заерзала на стуле и метнула на доктора шокированный взгляд, после чего сразу же отвернулась. Миссис Тиндермарш была похожа на статую – разве что тень улыбки несколько портила это впечатление. Кое-кто из мужчин, в том числе Уилл Лайтбоди и Дж. Генри Осборн-младший, велосипедный король, явно чувствовали себя не в своей тарелке.

– Что же касается женщины, – здесь голос Келлога наполнился жалостью, – то, обладая более хрупким телосложением, она в еще меньшей степени способна выносить эти ужасные потрясения, результатом которых становится самый широкий спектр заболеваний от мягкой истерии и нервного истощения до рака, маразма и скоропостижной кончины.

Тут доктор горестно покачал головой, вытер вспотевший лоб и нанес последний, самый сокрушительный удар:

– Друзья мои, дорогие мои пациенты, спутники на пути здоровой, свободной от болезней жизни! Скажите мне, разве среди вас нет женщин, которые готовы воскликнуть: «После первой брачной ночи я никогда не чувствовала себя по-настоящему здоровой!»? Задумайтесь об этом, леди и джентльмены. Задумайтесь и сделайте соответствующие выводы.

Он молитвенно сложил руки, опустил голову.

– Благодарю вас.

И тут грянули аплодисменты – сначала негромкие, результат шока, а потом все более и более набирающие силу, благодарные и прочувствованные, дань признательности тому, кто, единственный из всех, нашел в себе мужество произнести слова мучительной, но необходимой правды. Келлог смиренно поклонился. Прошла целая минута, прежде чем аплодисменты понемногу стали стихать. Когда доктор уже собирал свои листки, в первом ряду взметнулась чья-то рука и мужской голос спросил:

– Вопрос! Доктор Келлог, можно задать вопрос?

Из-за этой просьбы рукоплескания сначала захлебнулись, а потом и вовсе стихли. Доктор воззрился на молодого человека довольно фатоватого вида: черные нафабренные усики, остроконечная богемная бороденка. Вопрошающий лениво опустил руку и не спеша поднялся. Кто же это такой? Джон Харви Келлог знал своих пациентов, всех до одного. Ну-ка, ну-ка. Крэмптон? Крузерс? Кроули? Нет-нет. Кринк – вот это кто. Джон Хэмптон Кринк-младший; Гайд-парк, Нью-Йорк; морфинизм, венерическое заболевание, автоинтоксикация. Да-да, развратник каких поискать, потребитель пьес Бернарда Шоу и этого мерзкого Драйзера.

– Слушаю вас, мистер Кринк, – сказал доктор, готовясь дать отпор.

Молодой Кринк стоял, опустив плечи, на порочном чувственном лице играла коварная улыбка. Голос был неприятным, приглушенным, гнусавым.

– Прошу прощения, доктор, но мне кажется, что вы призываете к прекращению человеческого рода. Если половых контактов следует избегать, даже когда они освящены узами брака, то на что же нам остается надеяться? На непорочное зачатие, что ли?

В зале захихикали. Молодой нахал, конечно же, задумал устроить провокацию, подлую шутку вроде тех, которыми забавлялся Джордж. И все же никто в аудитории в открытую не засмеялся. Доктор рассердился. Этот наркоман, этот избалованный раб низменных страстей, этот отщепенец, опозоривший одну из богатейших и почтеннейших семей Нью-Йорка, смеет вставлять ему, Келлогу, шпильки? Ха! Сейчас наглец будет сокрушен, раздавлен одной-единственной фразой. Хотя нет, это было бы неправильно, нефизиологично. Нужно преподать урок всем присутствующим, не исключая и мистера Кринка. Проявив чудеса выдержки, доктор внимательно посмотрел на молодого человека, сохранявшего полнейшую невозмутимость, а затем обернулся к аудитории.

– Непорочное зачатие, говорите вы? Что ж, как ученый я признаю, что такое вряд ли возможно… – Он сделал паузу, чтобы дать возможность публике одобрительно похмыкать. – Но как врач и моралист я считал бы это идеальным решением.

* * *

Дэб, как обычно, ждал в коридоре и – опять-таки как обычно – пыхтел, сопел и находился в крайнем возбуждении. Доктор не желал даже знать, по какому поводу. Келлог купался в лучах славы, а Дэб (подсказывало сердце) сейчас возьмет и все испортит. Шеф замахал руками и простонал про себя: «Только не сейчас, не сегодня». Однако Дэб уже шагал рядом, и – делать нечего – доктор проворчал:

– Ну, Пулт, выкладывай, что еще стряслось?

Но стряслось, оказывается, много чего, и в каждом случае необходимо было личное участие доктора. Во-первых, Джордж. Сейчас он валялся посреди улицы прямо напротив главных ворот Санатория и выкрикивал оскорбления в адрес проходящих мимо приверженцев физиологического образа жизни.

– Он кричит, что они «травяные глотки» и «жрут солому», доктор, а швейцар доложил, что в одного пациента был кинут некий предмет.