Ударив по двери, я резко крикнула:

— Стоять! Ни с места!

Ткнула удостоверением ему в нос и, ухватив за руку, развернула спиной к себе. Затем припечатала к стене мощным толчком, так что задрожала перегородка.

Позади меня Макнил для верности перегородил выход всей своей семипудовой тушей.

— Имя? — потребовала я.

— Алан Фирштайн. А в чем дело?

— Держите руки на стене, мистер Фирштайн! Есть у вас что-то в карманах, о чем я должна знать? Наркотики? Оружие?

— Зубная щетка, — придушенно просипел он. — Ключи от машины… И шоколадный батончик!

Я охлопала его карманы, все десять.

— Я забираю ваш бумажник!

— Дорогая? — Фирштайн повернул лицо, посылая умоляющий взгляд в сторону изможденной женщины на больничной койке.

Пучки пластиковых трубок и электропроводов тянулись от ее рук к стойке-капельнице и кардиомонитору.

— Это мой муж… — прошептала она едва различимым шепотом, невнятным от массы лекарств, затуманивших ей голову. — Алан… мой муж…

Пока я читала водительское удостоверение Фирштайна, мой желудок явно становился все меньше и меньше, иначе как объяснить, что сердце у меня проваливалось все глубже и глубже?

У этого парня при себе не оказалось ни оружия, ни пресловутых пуговиц… Мама дорогая, у него на корочке даже наклейка имеется! «Донор органов»!

— Чем вы тут занимаетесь? — слабеющим голоском спросила я.

— Дежурю, как всегда. У Кэрол лимфома. Терминальная стадия.

— Мне очень жаль. Произошла ужасная ошибка, даже не знаю, как выразить мое сожаление…

Мужчина молча кивнул, давая понять, что не злится, и я испытала прилив благодарности. Обернувшись к его жене, я сказала:

— Ну, вы держитесь, хорошо?

И вслед за Макнилом вышла в коридор.

— Блин, — помотала я головой. — Слушай, как же меня угораздило… На сто процентов была уверена, что они тут темные делишки обтяпывают… А этот парень, оказывается, просто сунул медсестре в лапу, чтобы тайком провести ночь на полу! Ну почему я такая дура?!

— Да-а, босс, — неопределенно отозвался Макнил. — Бывает…

Он вернулся к себе на сторожевой пост, а я — в комнату ожидания неподалеку от отделения.

Разочарована и обескуражена — вот лейтмотив моих чувств в ту минуту. Хуже того, никогда еще мне не доводилось испытывать столь отчаянного желания хвататься за соломинку.

Карл Уитли, управляющий муниципальным госпиталем, неоднократно заявлял, что у них уровень смертности не превышает показателей для аналогичных больниц и что кадуцейные пуговицы — всего лишь дурацкая шутка.

Я уломала Траччио дать зеленый свет практически на основе одних лишь моих инстинктов.

Рискованно? Не то слово. И для него, и для меня.

Торговые автоматы в углу коридора тихо гудели, готовые в любую секунду выдать разноцветные коробочки и баночки, чтобы люди хоть как-то смогли отвлечься в этом блеклом, изматывающем душу месте.

Я бросила доллар в щель, ткнула в кнопку, и в лоток шлепнулся оранжевый пакетике разноцветными конфетками-бляшками.

Целая ночь впереди. Хочется верить, что мы обязательно сорвем маску с извращенца-душегуба и спасем невинные жизни.

Однако имелась кошмарная вероятность, что все мои ухищрения лишь ярче демонстрируют окружающим грани моего позора. Бог ты мой, взять хотя бы того парня с его несчастной Кэрол…

В такой день — и опоздать!

Синди в который раз поправила на плече сползавшую лямку, половчее перехватила тяжелый ноутбук и, закусив губу, продолжила остервенело пробиваться сквозь толпы пешеходов на Макаллистер, горько повторяя про себя, что за все четыре недели с начала процесса она не пропустила ни единого заседания.

Причем сейчас подходит конец потоку сногсшибательных показаний и изнуряющей веренице перекрестных допросов свидетелей. Сегодня О'Мара и Крамер выступят с завершающими речами — и всем плевать, что Синди будет находиться еще в сотне метров от ступеней парадного входа.

Господи!

Если на ее место плюхнется зад какого-то другого репортера… нет-нет, столь жуткий ход событий даже предположить невозможно!

Синди перебежала Макаллистер на красный, домчалась до здания суда и, к своему облегчению, убедилась, что двери еще закрыты.

С краю толпы, на верхних ступеньках, стояла Юки, держа кожаный портфель. Глаза ее смотрели куда-то вдаль и явно ничего не видели.

Синди с тревогой подумала о подруге, о том, как та исхудала, что со дня смерти матери она ни разу не была на работе…

Этот процесс пожирал ее целиком, причем на глазах окружающих.

Синди принялась расталкивать людское скопище и, еще взбираясь по ступенькам, звать Юки.

Наконец та услышала и оглянулась.

— Что случилось? Я уж и не знала, что подумать!

— А-а, — махнула рукой Синди, — на перегоне застряли. Прямо между станциями, на полчаса, представляешь? Я чуть не спятила!

Охранник распахнул тяжелые стеклометаллические двери, и плотно сбитая человеческая масса повлекла девушек внутрь здания.

Переполненный лифт вознес их до четвертого этажа, где им пришлось расстаться, еще не доходя до зала 4А. Синди направилась прямиком к самому заднему ряду сидений, тому самому, у которого вместо спинок — бетонная стена. Место для прессы.

По мере заполнения зала она взглядом сканировала толпу, подмечая присутствующих, затем решительно включила ноутбук.

«Морин О'Мара появилась в красном, цвете зрелого помидора, костюме от Оскара де ла Рента. Не просто охотничий наряд, а победоносный цвет боевого знамени — вот, видимо, тот эффект, который она рассчитывает вызвать у присяжных…»

Судья Картер Бевинс помотал кистью, стряхивая наручные часы с запястья, затем перевел взгляд на Морин О'Мара и, строго поблескивая очками, поинтересовался, готова ли та к работе.

— Да, ваша честь! — кивнула О' Мара, встала и заняла надлежащее место за небольшой дубовой конторкой.

Перед собой она положила блокнот с пометками, хотя наделе в них не нуждалась. Прошлым вечером вместе с помощниками она не раз репетировала сегодняшнюю речь, запоминая ключевые моменты, отрабатывая и выверяя интонацию и темп подачи — словом, выучила роль назубок. Весь свой талант, умение и страсть вложила она в эту тяжбу, да и немудрено: ведь по результатам процесса будет строиться ее собственное будущее.

Пока что все шло отлично. Наступила пора подводить итог…