Несмотря на то, что барак сильно смахивал на тюрьму, Радихена сразу почувствовал себя здесь свободно. Как будто обрел дом, которого всегда был лишен.

Он остановился на пороге и громко позвал:

— Кто главный? Я — новичок, мне велено было сюда прийти.

Главный нашелся быстро: кривоногий широкоплечий человек неулыбчивый, с множеством черных отметин на лице. Он приблизился к Радихене и сердито спросил:

— Что кричишь?

— Мне надо устроиться...

— Ему надо устроиться! Кто ты такой, рыжий?

— Радихена...

— Я — Макилвен. Запомнил?

— Да, господин Макилвен.

— Без «господина». Здесь не принято.

— Хорошо...

Макилвен отвел Радихену к узкой койке, что стояла в самом дальнем конце барака. Над койкой висела маленькая, совершенно закопченная масляная лампа, и Макилвен зажёг её. Стали видны отдельные предметы: мятый металлический кувшин на полу, смятое одеяло и комковатый матрас, набитый старой соломой.

— Это все твое, — сообщил Макилвен. И еще раз оглядел Радихену: — Ты без вещей?

— У меня нет, — сказал Радихена.

— Кувшин — для умывания. Понял? — Макилвен поднял кувшин, понюхал, сморщился. — Вода протухла, утром наберешь свежую. Встанешь вместе со всеми. Завтрак — для всех. Сядешь за стол рядом с соседом по койке — запомни который и не перепутай потом.

— Мы его сами запомним! — раздался веселый голос. — Рыжий да с подбитым глазом, такое не забудется.

— Мало ты рыжих видел с подбитыми глазами? — повернулся в сторону голоса Макилвен.

— В нашем бараке — впервые...

— Ладно, устраивайся, — сказал Макилвен Радихене. — И больше меня вопросами не тревожь. Я тебе рассказал все, что тебе следовало знать. Остальное выяснишь сам. Не маленький, если нарвался на такие неприятности. Но вообще, — он чуть наклонился к Радихене и заговорил очень тихо, — ты мне, рыжий, не нравишься. Что-то в тебе есть гнилое. Будет лучше, если оно как-нибудь само отвалится. Ты меня понял?

Радихена несколько раз моргнул желтыми ресницами. Он ничего не понял.

Макилвен отошел и исчез в темноте. Радихена уселся на койку и начал стаскивать с ног сапоги.

Обладатель веселого голоса снова дал о себе знать:

— Ты воняешь. Иди, умойся. За бараком есть умывальник, найдешь. И сапоги свои сюда больше не приноси, понял?

— Понял, — сказал Радихена и поплелся к выходу. Ему вдруг сделалось грустно, и он сам не мог понять -почему.

Умывальник действительно имелся: широкий бассейн, вырубленный в камне. Вода стекала туда из узкой керамической трубки, которая торчала прямо из скалы, и Радихена некоторое время смотрел на нее, трогал и даже засовывал в нее пальцы, ощущая, как бьет упругая струя воды. Вот как, значит. Эти люди нашли в глубине гор водную жилу и сумели заключить ее в трубу.

Радихена сбросил с себя всю одежду, за исключением рубахи, и долго оттирал дорожную грязь.

Неожиданно он услышал за спиной женское хихикание. Сомнений быть не могло: какие-то особы противоположного пола наблюдают за его потугами сделаться чище. Радихена вспомнил о том, что на нем одна рубаха, когда коварный порыв ветра приподнял подол и явил созерцательницам его голый зад.

— Очень смешно! — сказал Радихена, оборачиваясь к ним.

Они захохотали и бросились бежать, однако Радихена успел рассмотреть их лица — довольно хорошенькие, как ему показалось.

Ногой он отпихнул свои лохмотья подальше от бассейна и босиком вернулся в барак.

— Замерз? — спросил его веселый сосед.

— Ноги сводит, — признался Радихена.

— Это ничего, рыжий, — сказал весельчак. — Меня зовут Тейер.

— Ты здесь давно?

— Всю жизнь... Ну, лет с двенадцати, — сказал Тейер. — Пересаживайся пока на мою койку, я тебе кое-что покажу.

Он наклонился и вытащил, небольшой плетеный короб.

— Тут у меня всякое имущество, — пояснил Тейер. — Гляди.

Он выбросил наверх две пары штанов, рубаху из плотной темной ткани, ременный пояс и завернутые в тряпицу сапоги.

— Возьми.

Радихена осторожно коснулся этих вещей. Они были сделаны очень добротно. Радихена покачал головой.

— Не могу.

— Почему? Я от души предлагаю. Не за деньги. Потом как-нибудь сочтемся.

Радихена взял сапоги, примерил. Оказались чуть великоваты.

— В первый раз надеваю новую вещь, — признался Радихена.

Тейер потянулся, хрустнул косточками.

— Вы, с юга, все чудные, — заявил он. — Расскажешь потом, как там житье.

— Нет там никакого житья, — ответил Радихена. — Век буду хозяину благодарен за то, что меня сюда продал.

— Ты сильно не радуйся, — предупредил Тейер. — Тут тоже не все хорошо.

— Женщины есть — и ладно, — сказал Радихена.

— А, уже видел? — Тейер хмыкнул. — Здесь такие встречаются особы... С ними ухо востро! Они — не то что ваши южанки, от всяких глупостей не размякают. Они сразу суть человека видят. Если рохля, трус или плохо работает — нипочем к себе не подпустят. Такие вот женщины. Я тебе потом про них расскажу... Полезно знать.

— Я умывался, а они подглядывали, — сказал Радихена, чувствуя непонятную нежность к незнакомкам, хихикавшим в темноте. — Можно подумать, голой задницы никогда не видали!

— Задница, брат, в наших краях не редкость, — философски заметил Тейер, и оба они рассмеялись.

Затем Тейер посерьезнел. Зашептал:

— Я тебе одну вещь расскажу, только ты Макилвену не передавай, что я рассказывал. На твоей койке много народу перебывало. Только я четверых помню. Нехорошее какое-то место: кто на нем оказывался, тот в горах погибал.

— Быстро? — спросил Радихена, подумав немного.

— Кто — через месяц, а кто по полгода держался... Ты веришь в приметы, рыжий?

— Не знаю. — Радихена чуть задумался. — Я однажды звезду из колодца достал.

— Это не примета. Здесь много примет. Потом научишься. Но с этой койки постарайся уйти, иначе помрешь, точно тебе говорю. Спи давай. Завтра рано вставать.

Радихена еще раз поблагодарил за сапоги и одежду и вернулся к себе.

Комковатый матрас его мало беспокоил. «Смертное» место — тоже. Как судьба повернется — так и ладно. Ничего страшного в том, чтобы вскорости умереть, Радихена почему-то не видел.

Он завернулся в одеяло, втягивая потревоженными ноздрями чужой запах, и почти сразу же заснул.

Девушка в его сне ждала его за порогом темноты. Едва лишь Радихена погрузился в забытье, как она выступили вперед, вся залитая светом. Он не мог различить её лица, сколько ни старался: сплошное белое пятно, похожее на жемчужину. Такие он видел когда-то в доме её отца. Речной жемчуг, нежного палевого цвета. Она пришивала бусинки к тесьме, делала узоры. Белошвейки.