«Гангстер привыкает к тому, что все идет так, как он хочет, — не раз говорил мне Пуддж. — Дело в том, что слишком долго бывает — что многие годы, — именно так и происходит. Ты являешься и отбираешь чью–то территорию, чей–то бизнес, возможно, даже чью–то жену, и никто не шевельнется, чтобы тебе помешать. И это входит в привычку: если тебе что–то нравится, ты забираешь это себе. А потом приходит время, когда протянуть руку и взять становится не так легко. Ты наносишь удар, но получаешь удар в ответ. Когда такое случается, ты начинаешь сомневаться в себе и теряешь уверенность в своих дальнейших действиях. И от этого действительно делаешься слабее. Вот, что чувствовал Джек Веллс, сидя в автомобиле перед траурным залом, когда он узнал, что только что лишился своего самого грозного оружия, отправив своего главного и самого удачливого стрелка в гибельную западню».

Анджело и Пуддж сидели в глубине зала «Кафе Мэриленд». На столе были разложены бухгалтерские книги, оставшиеся после Ангуса. Один пил горячий кофе, другой — холодное молоко.

— Чтобы понять, что тут написано, надо знать иностранный язык! — воскликнул Пуддж и хлопнул толстым гроссбухом по столу. Он был близок к отчаянию.

— Я знаю иностранный язык, — сказал Анджело, поднося к губам стакан молока. — И все равно понятия не имею, что это означает.

— А может, нам и не нужно знать, как все это читать, — заметил Пуддж, раскачиваясь на стуле с явным риском упасть. — Пусть писака нам все и объяснит. В конце концов, он вел книги Ангуса двадцать с лишним лет, и если он не понимает, что в них написано, то и никто не поймет.

— Я и без этих книг могу тебе сказать, что из–за войны поступления сильно сократились, — ответил Анджело. — И это нервирует наших людей. Им всем плевать, уцелеют они или их пришьют, зато потеря двадцати долларов каждую неделю их просто бесит.

— Конечно, какой смысл заниматься рэкетом, если не имеешь с этого хорошего навара? — пожал плечами Пуддж. — Как только война кончится, все придет в порядок, и они успокоятся.

— Думаешь их волнует, кто победит в этой войне? — Анджело поставил пустой стакан из–под молока слева от черной бухгалтерской книги.

— Некоторых, пожалуй, волнует. Тех, кто начинал вместе с Ангусом и знал Иду в те времена, когда это заведение было совсем новеньким. А остальным все равно, на кого работать, — лишь бы денежки капали. Они преданы только одному — своему бумажнику.

— Не так я представлял себе все это, — сказал Анджело. — Когда я был ребенком, то здесь, рядом с Идой, и Ангусом, и теми людьми, которые их окружали, чувствовал себя в полной безопасности. Это был мир, где я чувствовал себя на своем месте, и я хотел только одного — быть таким же, как они.

— И твое желание исполнилось, — отозвался Пуддж. — Чего еще ты мог ожидать после всех этих лет? Ты стал точно таким же, как и они.

— Я — нет, — произнес Анджело, в упор взглянув на Пудджа. — И ты тоже. Они не стали бы расправляться с Гарретом и Баллистером так, как это сделали мы. Они были слишком душевными людьми для того, чтобы придумать такой хладнокровный план.

— Мы сделали то, что было необходимо.

— Слишком уж легко мы убиваем людей, и это меня немного пугает. А еще сильнее меня пугает то, что после всего сделанного я не испытываю никаких угрызений совести.

— Так ведь мы с тобой не на бензоколонке работаем и не за прилавком стоим, — откликнулся, немного помедлив, Пуддж. — Нельзя же пришить человека и спокойно уйти, ни о чем не думая. Такие мы с тобой, Анджело, есть, и такое у нас занятие. А теперь, раз уж ты заговорил обо всем этом, дай–ка я подкину тебе еще одну штуку, над которой ты сможешь подумать на досуге.

— Ты о чем?

— О том, что если нам повезет и мы продержимся в рэкете достаточно долго, то станем в этом деле гораздо ловчее, — сказал Пуддж. — Как–то не могу поверить, что со всем этим на душе жить будет легче.

— Да, об этом Ангус и Ида позабыли нас предупредить, — протянул Анджело.

— Думаю, что об этом они просто не могли нам сказать, — ответил Пуддж, протягивая руку за кофейником. — Возможно, потому, что не знали, как это сделать. Но вероятнее — они считали, что мы сами должны пережить и понять все это.

Входная дверь кафе распахнулась. На лестнице стоял, держась правой рукой за дверную ручку, мальчик в драповой кепке и потертых шортах.

— Один дяденька, там, подальше на улице, велел мне сбегать сюда и передать от него сообщение, — сказал мальчик. Он запыхался, так что слово «сбегать» следовало понимать буквально.

— У дяденьки есть какое–нибудь имя? — спросил Пуддж, глядя мимо мальчика, чтобы убедиться, что за его спиной никто не прячется.

— Джек Веллс, — ответил мальчик.

— Войди и закрой за собой дверь, — приказал Анджело.

Мальчик повиновался и направился прямо к ним, громко топая шнурованными башмаками по дощатому полу. На ходу он с любопытством рассматривал пустые столы. Он остановился перед Анджело и Пудджем, сложив руки на животе, и как зачарованный уставился на полупустую бутылку молока.

— Как тебя зовут? — Анджело не глядя протянул руку и достал с полки чистый стакан.

— Джордж Мартинелли, — ответил мальчик, не отрывавший взгляда от молока.

— Если хочешь пить, налей себе полный стакан, — сказал Анджело. — А потом выкладывай, что Веллс велел тебе передать нам.

Джордж торопливо вылил содержимое бутылки в стакан и выпил молоко тремя большими глотками.

— Он хочет договориться о встрече с вами обоими. Вы назначите время и место; оно — он сказал — будет запретным для обеих команд. Он будет один и ожидает, что вы поступите так же.

— Он еще что–нибудь сказал? — спросил Пуддж. Он откинулся на стуле и заложил руки за голову.

— Что чем скорее это случится, тем лучше, вот и все, — выпалил Джордж.

— Ты живешь здесь поблизости? — спросил Анджело мальчика.

— За углом, квартира как раз над мясным магазином, — сказал Джордж и кивнул для убедительности. — Мой папаша там и работает, режет коровьи зады.

— Сейчас иди домой, а завтра утром я хотел бы тебя здесь увидеть.

— Зачем? — спросил Джордж.

Анджело встал, отодвинув ногами стул, и посмотрел на мальчика сверху вниз совершенно пустыми глазами.

— Я скажу, когда увижу тебя завтра, — ответил он.

С этими словами Анджело повернулся и, повесив голову, направился в заднюю комнату позади бара. Пуддж тоже встал и положил руку на плечо мальчика.

— Сколько Веллс заплатил тебе, чтобы ты пошел к нам с этим посланием? — спросил он.

— Ничего, — ответил Джордж. — А я его и не спрашивал.

— В таком случае почему ты согласился? — продол–жал допытываться Пуддж. — Вроде не похоже, чтобы ты всего боялся.

— Ничего я не боюсь, — решительно заявил Джордж и задрал голову, чтобы заглянуть Пудджу прямо в глаза. — Просто мне давно хотелось здесь побывать, но никогда не было повода.