— Мистер Самнер, я же не знаю, с кем вы поделитесь тем, что услышите от меня, кому сообщит об услышанном ваш собеседник, и так далее, — объяснил Гроувс. — Я знаю только одно — Президент Рузвельт лично приказал мне хранить мою миссию в тайне. И я намерен выполнить его распоряжение.

— Сам Президент, говорите? — Глаза Самнера округлились. — Значит, дело важное. — Он чуть склонил голову набок и внимательно посмотрел на Гроувса из-под широких полей своей ковбойской шляпы. Лицо Гроувса ничего не выражало. Примерно через минуту Самнер сердито проворчал: — Черт подери, полковник, хорошо, что я не играю с вами в покер. Отправили бы меня домой в одних подштанниках.

— Гудок, если я говорю, что не могу ничего сказать, значит, я и в самом деле не могу, — попытался успокоить его Гроувс.

— Дело в том, что маленькие городки, вроде нашего, живут за счет сплетен Если нам не удается узнать ничего интересного, мы медленно скукоживаемся и умираем, — пояснил Самнер. — Парни, что побывали тут пару недель назад, тоже держали рот на замке, совсем как вы. Нам не удалось вытянуть из них ни слова. Столько народа проехало через наш город, а мы даже представления не имеем о том, что тут происходит. Невыносимо!

— Мистер Самнер, очень даже может быть, что ни вам, ни вашему Чагуотеру и не стоит ничего знать, — заявил Гроувс и поморщился, рассердившись на самого себя.

Ему не следовало и этого говорить. Интересно, сколько кружек домашнего пива он выпил? Он тут же успокоил себя тем, что ему удалось кое-что узнать у Самнера. Если компания, проехавшая через Чагуотер, вела себя так же сдержанно, как и его отряд, можно не сомневаться, что они из Металлургической лаборатории.

— Проклятье, приятель, — сказал мировой судья, — среди тех парней даже был итальяшка. А разве они не считаются самыми главными болтунами в мире? Но только не этот, поверь мне, братишка! Такой симпатяга, уж можешь не сомневаться, но спроси у него который час — ни за что не ответит. Ничего себе итальяшка!

«Умница», — подумал Гроувс.

Похоже, речь идет об Энрико Ферми… получается, он не ошибся.

— Один раз только и повел себя как человек, — продолжал Самнер. — Он был шафером на свадьбе, помните, я говорил… и так крепко поцеловал невесту, у меня аж дух захватило! А его собственная жена — настоящая куколка — стояла рядом и на него смотрела. Вот это по-итальянски!

— Может быть.

Гроувсу стало интересно, где Самнер набрался своих идей по поводу итальянцев и того, как они должны себя вести. Уж, наверное, не в огромном городе под названием Чагуотер, штат Вайоминг. По крайней мере, Гроувс не видел здесь ни одного итальянца.

Как бы там не обстояло дело с представителями южных национальностей, Самнер дураком не был и прекрасно видел все, что попадало в поле его зрения. Кивнув Гроувсу, он сказал:

— Складывается впечатление, что ваше дело, уж не знаю, в чем оно заключается — и не собираюсь больше спрашивать — каким-то образом связано с той компанией, что побывала тут перед вами. Мы не видели здесь людей из внешнего мира с тех самых пор, как год назад все перевернулось с ног на голову. И вдруг два больших отряда… оба направляются в одну сторону, практически друг за другом!.. совпадение?

— Мистер Самнер, я не говорю «да» и не говорю «нет». Я только утверждаю, что всем — вам, мне и вашей округе — будет лучше, если вы перестанете задавать мне подобные вопросы.

Гроувс был настоящим военным, и для него вопросы безопасности стали такими же естественными, как и необходимость дышать. Однако гражданские люди не понимали таких простых вещей, они мыслили иначе. Самнер потер пальцем переносицу и подмигнул Гроувсу, словно тот, наконец, сказал ему все, что он хотел знать.

Гроувс мрачно потягивал домашнее пиво и думал о том, что, скорее всего, так и произошло.

* * *

— Ах, весеннее равноденствие, — вскричал Кен Эмбри. — Начало теплой погоды, птички, цветы…

— Да, заткнись ты, — возмутился Джордж Бэгнолл.

Вокруг губ обоих англичан собирались маленькие облачка пара. Конечно, по календарю весеннее равноденствие уже наступило, но зима все еще держала Псков своей железной хваткой. Приближался рассвет, и небо, обрамленное высокими кронами сосен, которые, казалось, тянутся в бесконечность, начало сереть. На востоке сверкала Венера, а чуть над ней тускло-желтым светом горел Сатурн. На западе полная луна медленно клонилась к земле. Глядя в ту сторону, Бэгнолл вдруг с тоской вспомнил Британию и подумал, что, возможно, больше никогда ее не увидит.

Эмбри вздохнул, и его лицо тут же окутали клубы ледяного тумана.

— Тот факт, что меня сослали в пехоту, не очень радует, — заявил он.

— И меня тоже, — согласился с ним Бэгнолл. — Вот что значит быть внештатным сотрудником. Джонсу не дали в руки оружие, чтобы он мог с честью отдать свою жизнь за страну и короля. Нет, они хотят, чтобы он рассказал им все, что ему известно про его любимые радарные установки. А мы, без «Ланкастеров», всего лишь люди.

— Только не за страну и короля, а за Родину и комиссара — не забывай, где мы находимся, — напомнил ему Эмбри. — Лично я считаю, что лучше бы мы прошли соответствующую переподготовку и могли участвовать в боевых операциях на самолетах Красной армии. В конце концов, мы ведь ветераны военно-воздушных сил.

— Я и сам на это надеялся, — сказал Бэгнолл. — Проблема в том, что на всей территории вокруг Пскова в Красной армии не осталось ни одного самолета. А если их нет, о какой переподготовке может идти речь?

— Уж, конечно. — Эмбри натянул поглубже вязаный шлем, который не прикрывал нос и рот, но зато грел шею. — Да и железная шляпка, что нам выдали, мне тоже совсем не нравится.

— Ну так не носи ее. Я тоже от своей каски не в восторге.

Вместе с винтовками типа «Маузер» оба англичанина получили немецкие каски. Как только Бэгнолл надевал на голову железный котелок со свастикой, ему сразу становилось нехорошо: среди прочего, он боялся, что какой-нибудь русский солдат, ненавидящий немцев больше, чем ящеров, примет его за врага и, не долго думая, пристрелит.

— А бросить жалко, — задумчиво проговорил Эмбри. — Сразу вспоминается предыдущая война, когда солдаты воевали вообще без касок.

— Да, трудная дилемма, — согласился с ним Бэгнолл.

Ему совсем не хотелось вспоминать о жертвах Первой мировой войны, а мысли о том, что тогда еще не изобрели каски, казалась чудовищной.

К ним подошел Альф Уайт в немецкой каске на голове, и от этого вид у него сделался неприятно немецкий.

— Ну что, ребята, хотите узнать, как воевали наши отцы? — спросил он.

— Да провались они пропадом, — проворчал Бэгнолл и принялся притаптывать ногами.

Русские валенки отлично грели, и Бэгнолл с радостью поменял на них свои форменные сапоги.

Небольшие группы людей начали собираться на рыночной площади Пскова, тихонько переговариваясь между собой по-русски или по-немецки. Очень необычное сборище, а звучащие тут и там женские голоса делали его еще более странным.