Сашка посмотрел вокруг тоже. Улыбнулся – немного недоверчиво. Ленка неожиданно очень ласково и необидно сказала:

– Маленький ты все-таки еще… Кончится. Будет какая-то жизнь. И какая она будет – от нас зависит.

Сашка вспомнил сегодняшнюю лекцию Сипягина. И кивнул. Молча. Ленка продолжала:

– И что получится? Что все вокруг только и умеют стрелять без промаха да работать, чтобы выжить. Кроме витязей. И что тогда вам делать? Отбирать у людей оружие? А с какой стати, они что, не воевали рядом с вами? Заставлять их и дальше работать? А как? У них оружие… да и кем вы тогда будете, а? А ведь многие из них еще и скажут: а все, кончились страшные дела, можно опять… как раньше. Найдутся. Скажешь – нет?

Сашка задумался. Он честно вспоминал всех людей из поселка. Нет. Никого из них он не представлял – «как прежде». Они были смелые. Честные. Хорошие. Странно… вроде он о них не думал – а ведь, оказывается, думал. Именно так и думал. Сам не понимая, не осознавая. Нет среди них таких…

А вдруг – пока нет? Пока можно и нужно держаться друг за друга? А потом… А язва Ленка тихо прочла:

…И те найдутся, которые

Землю очистят от мертвых.

Ею снова начнут торговать.

Все низкое вызовут к жизни —

Объявят «высоким» опять.

Забудут старые клятвы.

Могилы бойцов осквернят…[12]—

и голос у нее сорвался вдруг. Сашка тоже встревожился – от слов, от того, что за ними вставало. Он взялся за пояс, за кобуру пистолета, словно нужно было драться. Но… как? С кем?

– Ну а делать-то что? – спросил он сердито.

Ленка, все еще не поднимая глаз, примаргивая, оживилась:

– Так вот и я про что! Вот… блин… что-то в глаз… Нужно сделать так, чтобы дети там, в поселке, росли настоящими людьми. Стали лучше своих родителей. Хорошими были, не только когда плохо вокруг, а вообще… хорошими. И по-настоящему хорошими. Не добренькими, не беспомощными…

– Лен, – Сашка хмурился, – ну я ж говорю – не можем мы…

– Да я не про то! Нужна особая организация для детей. Не как ваша, не такая… военная и не с такими требованиями жесткими. И для всех, кто пожелает. И такая организация раньше была! Я про нее все знаю! Нам просто надо ее возродить – создать у нас пионерский отряд!

– Какой пионерский отряд?! – ошалело вытаращился Сашка. – Ты о чем?!

– То есть… а… – Глаза Ленки стали заинтересованными. – А. Поняла. Ты не знаешь, кто такие пионеры?

– Ну… так раньше называли военных инженеров, – вспомнил Сашка лекции по военному делу. И встревожился: – У меня по инженерке не очень. Ты же сама знаешь – я штурмовик в основном…

Теперь уже вытаращилась Половцева – и поманила Сашку за собой:

– Пошли. Пошли-пошли.

И Сашка заспешил за ней, серьезно заинтересованный…

Кабинет-то у Ленки, если честно, был – комнатка три на три, большую часть которой занимали аппаратура и книги. Именно в книги и зарылась Половцева, пока Сашка рассматривал новые рисунки на стенах – плод какого-то детского конкурса. В уме у него зазвучала сама собой песенка про «солнечный круг – небо вокруг…», тематике рисунков она соответствовала как нельзя лучше.

– Нашла, – объявила Ленка, держа в руках толстую коричневую книгу большого формата. – Держи.

Сашка удивленно глянул на Половцеву, взял книгу. Она была довольно увесистой. На обложке еще можно было различить вытертую полностью надпись, остались одни контуры букв, когда-то, видимо, золотых: «СОВЕТЫ ПИОНЕРВОЖАТОМУ».

Сашка пролистнул томик. Внутри книга оказалась неожиданно яркой, цветной, со множеством рисунков, схем и таблиц. Ленка гордо кивнула:

– На. Читай. Прочти хотя бы то, что успеешь до завтра. А завтра после утреннего построения поговорим…

К тебе взывают сестры и жены,

толпа обезумевших матерей,

и дети,

бродя в городах сожженных,

взывают к тебе:

«Скорей, скорей!»

Они обугленные ручонки

тянут к тебе во тьме, в ночи…

Во имя счастливейшего ребенка

латы готовим, острим мечи…

О. Берггольц. Европа. Война 1940 года

К тому моменту, когда начало «светать», то есть когда небо из непроглядно-черного и вяло шевелящегося стало рыже-коричневым и активно движущимся – отряд прошел почти восемьдесят километров. Майор Локтионов, десяток дружинников и трое кадетов, в том числе – Шевчук, шли всю ночь и определенно успевали. Они даже успели отдохнуть полчаса после того, как вышли на место, хотя на легких нартах с ними были «Утес» и 82-миллиметровый миномет. Правда, личный груз каждого – двухлитровая фляга с водой, пачка пеммикана, спальник. Весь остальной вес составляли боеприпасы и снаряжение.

Банда попалась в ловушку на повороте старой дороги. Ветра не давали тут особо залеживаться снегу, хорошая машина могла пройти по дороге даже сейчас, но около Цыг-бойни в любом случае приходилось сбрасывать скорость почти до нуля, а видимость полностью ограничивали кусты по сторонам, забитые снегом и превращенные почти в стены.

Цыг-бойней это место называли потому, что сразу после того, как сбежала в полном составе вся областная власть, местные жители привезли сюда и, убив, покидали в большой овраг больше восьмисот человек – наркоторговцев с их семьями. Впрочем, по традиции в этих семьях наркотой торговали все, так что подобное разделение было условностью. Миновать его по нынешним погодам не мог ни единый караван, в котором имелась хотя бы одна машина. А в банде их было минимум две. И не меньше полусотни стволов. В двухсоткилометровой округе банда была последней, если не считать еще одну – возглавляемую бывшим крупным правозащитником по кличке Адамыч. Ему не столь давно удалось ускользнуть от витязей буквально в последний момент. Правда, он лишился при бегстве почти всех подельников и сейчас РА не особо занимал.

«Засада на повороте» была классикой огневого мешка, и то, что в банде имелось не меньше тридцати стволов, давало повод Локтионову считать, что у него – подавляющее превосходство. Но он все-таки подстраховался. Из троих кадетов он оставил при себе вестовым Артема, а Денису и Сашке отдал приказ прикрывать с тыла с разных направлений позицию установленного в снежном окопе в полусотне метров от дороги миномета. На всякий случай. Витязи многое делали «на всякий случай», даже не понимая, почему, – если бы их кто-то спросил напрямую, они бы не смогли объяснить. Но это работало. Всегда.

Сашка, конечно, обиделся. Но выполнять приказы для него уже давно стало частью натуры, и он, замаскировав лыжи на общей стоянке, отошел от минометной ячейки туда, где начиналось бесконечное заснеженное поле, а слева шел неглубокий овраг, даже скорей промоина, сейчас почти заровненная снегом. Там он устроился между кустов и стал практически не виден.