С мотором получилось лучше. Удалось встать поперек ветра, преградив путь плоту. Шкоты были полностью ослаблены, паруса телепались свободно. Плот уткнулся в борт и медленно пополз вдоль него.

Я к тому моменту успел обвязаться шкертом за пояс. Случись чего, смогу на яхту вернуться. Оставил метров пять, закрепил на утку, свободный конец сбросил за борт. Перешагнул ограждение, ногой зацепил дверной проем плота. Подтянул поближе. Свободной рукой нащупал какую-то завязку над входом. Потрогал – вроде прочная. Привязал к ней шкертик. Все, плот закрепили, можно внутри изучать.

Заглянул вовнутрь. Ну и вонища! На куче тряпья лежит кто-то в одних трусах. Мужик, или, скорее, парень молодой.

– Тук-тук, кто в теремочке живет?

Нет ответа. Но вроде бы дышит. И что теперь делать?

Перво-наперво нашел внизу плота нормально закрепленный трос и перевязал шкерт уже за него. Теперь есть надежда, что не оторвется невзначай. Потом вернулся вовнутрь, потрогал лежащего. Теплый, даже горячий. Пульс есть, и довольно частый, дыхание есть, неглубокое. Будем спасать. Вот только как?

Вспомнил об альпинистской обвязке, что в парусном ящике лежит. Спустил стаксель, зацепил обвязку за фал вместо паруса, завел другой конец фала на лебедку. Спустился в плот, надел на паренька обвязку. Ворочается, бормочет что-то, но в сознание не приходит. И тощий – кожа да кости.

Поднялся обратно, начал лебедку крутить. Фал натянулся, потащил паренька наверх… и зацепил за крышу плота. Хорошо, я вовремя заметил, а то расслабленную шею свернуть – нечего делать. Недолго думая, махнул ножом. Хлопнуло, крыша сдулась и осела. Еще несколько надрезов, и вот уже ничто не мешает поднимать. Чертовски неудобно в одном месте крутить лебедку, а в другом работать стропальщиком, но справился. Потихоньку, полегоньку перетащил парня через ограждение, снял обвязку, уложил на палубе.

Ран каких-то не видно, просто тощий. И воняет, как будто неделю под себя ходил. Скорее всего, и ходил, судя по тому, что я внутри плота увидел. А еще, похоже, температура у него.

Тепловой удар? Запросто, под здешним солнышком даже крыша не спасет. Внутри плота – как в бане.

Вспоминаем, что делать с теплом ударенными? Охладить. Это мы мигом, это мы быстро. Заодно и ополоснем человека, а то слишком он вонюч. Зачерпнул воды за бортом, плеснул на паренька. Раз, другой, третий. Вроде заворочался. И даже глаза открыл. Ну и славненько. Чем проще лечение – тем действенней.

А сейчас пора общаться. Надо же выяснить, кого ко мне водяной принес.

– How are you?[89]

Плот, конечно, советского производства, но в этом углу Большого Залива русские – нечастые гости. Да и торговали теми плотами по всему миру. Поэтому для начала спросим на самом популярном местном языке.

– Bad.[90]

Ну что, информативно. Будто я сам не вижу, что ему не здорово. Зато по-английски понимает, договоримся.

Ладно, если бы я долго по морю болтался, чего бы мне перво-наперво захотелось? Наверное, попить. Принес бутылку воды, протянул:

– Do you want to drink?[91]

Отвечать паренек не стал, вцепился в бутыль и весь литр махом в себя перелил. Дал ему пару минут насладиться счастьем, потом пристал снова:

– Who are you?[92]

Вопрос он явно понял, но ответ придумывал очень долго. Либо просто пытался перевести на не очень знакомый язык.

– Sailor.[93]

Ну вот и всё, дальше можно не спрашивать. Методика изучения языка вероятного противника на одной шестой части суши просто вопиет о своей причастности. Ладно, попытаемся понять, какого черта делал русский паренек в этих краях.

– Where is your ship?[94]

Вопрос про его корабль оказался сложным. Паренек не сразу понял, что от него хотят, потом долго придумывал ответ. Вертел головой, глазел по сторонам. Но придумал. И выдал незатейливую смесь английского с нижегородским, помогая себе жестами:

– My ship… Бум! No ship.[95]

А вот это уже интересно. Если я правильно понял, его кораблик взорвался. Отчего может взорваться русский корабль в здешних водах? Вот и я не знаю. Но уверен, что знание это принесет «много, много непокою». Как перо Жар-птицы Иванушке-дурачку.

Ладно, пора прервать допрос ненадолго, а то мой сегодняшний улов заметно мерзнет. Сходил, принес ему сухое полотенце и трусы с майкой. Скормил все свои бутерброды, поделился кофе с парой таблеток аспирина. Читал когда-то, что при тепловом ударе аспирин – первейшее дело. И сел обдумывать, что с мальчишкой делать дальше.

Вариантов, собственно, не так много. А по здравом размышлении и просто один – по возвращении на Остров сдать паренька орденским властям, и пусть уже они разбираются. Вот только не нравится мне история про взорвавшийся корабль. Потому как взорвать его мог разве только…

Так, а что это за точка на горизонте? Беру трубу, увеличение на максимум. Это у нас… это у нас орденский сторожевик, судя по обводам. Если не заметил до сих пор, то скоро заметит. Вот и славно, как раз сдам им паренька, не придется на берегу разбираться. Он им расскажет, что спасся с взорвавшегося русского корабля. А кто мог в этих краях взорвать русский корабль? Да как раз орденцы и могли. С превеликим удовольствием. При нападении русских на Нью-Хэвен в прошлом году не только армейцев, но и моряков орденских погибло немало. А у них остались родственники, остались друзья. Пусть литераторы месть средневековой древностью считают, но мы-то живем среди людей. Злопамятных людей. Так что если русские взорвались сами по себе, к пареньку будет много вопросов, какого хрена они делали в этих водах. А если их орденцы и взорвали… Тогда парень – нежелательный свидетель. И я с ним за компанию. Со всеми сопутствующими проблемами. А оно мне надо?

Так, первым делом плот. Улика номер раз. Он и так был изрядно подранный, да еще я ему верхушку резанул. Только один баллон по периметру и остался. Подтягиваем, режем… Полминуты пузырей, и вот уже резиновые ошметки от потопления только мой шкерт удерживает. Развязываю, отпускаю. Спасибо тебе, плотик, ты хорошо потрудился. Передавай привет Му-Му.

Улика номер два умудрилась задремать прямо на палубе. А что, хорошо, не жарко, ветерок обдувает, мои бутерброды в животе перевариваются… Толкаю парня в бок, предлагаю посмотреть на орденский корабль. Только он наводиться начал, рация затрещала. Стандартное в подобных ситуациях обращение. Тормозните, ребята, это орденский Морской патруль, мы вас осмотреть хотим. Ничего необычного. Вот только паренек аж затрясся, трубу мою чуть за борт не упустил и залепетал, что именно эти люди его кораблик и взорвали.