Так же, к примеру, овеяны ореолом благородства морские грабители и разбойники, что под именем пиратов и корсаров как бы уже и не разбойники, а если и разбойники, то «благородные», как будто разбой и грабеж вообще могут быть благородными.

Корсары нападали только на купеческие и пассажирские судна, избегая встреч с военными кораблями, а когда настигали купеческие и пассажирские, то убивали мужчин, женщин насиловали, а потом либо топили, либо продавали дикарям в рабство. Ограбленные дочиста корабли тут же топили, чтобы потом, если их схватят, говорить в недоумении: какой корабль? Мы ни на кого не нападали…

Любой из тех, кто воспевает пиратов, после того как оказался бы на захваченном ими корабле, завопил бы в ужасе: куда власти смотрят, почему всех этих не убили, не повесили, не утопили?.. Так и с халифатом, уже начал окутываться ореолом романтизма, как же, борцы за свободу и справедливость, по-своему правы…

Вот и дали населению ощутить, что такое халифат не в рекламных роликах, а наяву, какой он есть на самом деле. В масштабах огромной России потеря небольшого городка, который потом все равно отобьют, не скажется даже на статистике, зато дает огромный пропагандистский эффект.

По всему миру разлетелись ролики со зверствами боевиков, что отрезают головы неверным и гордо демонстрируют на камеры, казнят сотнями дураков, что поверили им и вышли приветствовать не совсем по законам шариата, и вообще, как оказалось, халифат вблизи совсем не то, каким смотрится издали.

Ингрид буркнула рядом:

– Вообще-то красиво. Если бы не боевики…

Если бы я смотрел глазами примитивного эстета, я бы сказал, что да, красиво, как бы весьма даже, горы, леса, между горами где тесные тропки, где широкие, а где и вовсе долины.

Ветер сносит в низины всю пыль, потому там самые плодородные почвы, а если еще и хотя бы крохотная речушка, то сразу образовывается рай по меркам первобытных людей или экзальтированных дур, которых ах-ах как достала цивилизация, и они хотели бы жить здесь, но чтоб с Интернетом, электричеством, заасфальтированной дорогой, хорошими магазинами, ночным клубом, фитнес-центром и стрип-баром с джекпотом и шлюхами…

– Не успели, – сказал я с сожалением.

Ингрид встрепенулась.

– Что? Что не успели?

– Перехватить, – сказал я и указал взглядом на раскрытый планшет. – Надо же… Они не стали искать хитрые места, а свернули в Аньшанск.

– И там остались?

– Да, – ответил я. – Вот их машина. Заложницу утащили в это здание с дырявой крышей… Но вряд ли там оставят, а дома в этих местах соприкасаются, хрен проследишь, куда перешли дальше… Это место, как я понимаю, формально под нашей властью, но там столько боевиков, милиции лучше не соваться…

Ингрид сказала с недоумением и злостью:

– Неужели у нас снова слабеет власть?

– Вряд ли, – ответил я. – Скорее, как раз все напротив. Власть настолько крепка, что может не обращать внимания на крики пятой колонны и действовать как… надо.

– Хочешь сказать, – спросила она язвительно, – боевикам намеренно сдали это место?

Гнатюк, хоть и за рулем, но уши навострил, а Вовк и вовсе повернулся к нам вполоборота, прислушивается. Оба из молодых, как я сразу увидел, просматривая их личные дела. Хорошо подготовленные, высшие оценки на тренировках и в полевых испытаниях, но еще ни разу не участвовавшие в боевых операциях, что задевает и вызывает острое желание показать себя перед старичками, уже побывавшими под огнем.

Лейтенант Желудев тоже из молодых и не нюхавших пороха, до этого работал в штабе, но по личной инициативе перевелся в горячую точку. Карьерист, здесь быстрее можно получить повышение, жалованье вчетверо выше, а умелое командование заставит руководство обратить на него внимание.

– Ребята, – сказал я с сочувствием, – похоже, придется возвращаться ни с чем. А так было бы здорово перехватить их автомобиль!.. Перебить, вытащить заложницу и всех делов…

– Возвращаемся? – спросила Ингрид.

Гнатюк не поворачивается, следит за дорогой, это Вовк не сводит с меня взгляда, едва не сворачивая шею.

– Подъедем ближе, – велел я, – посмотрим, а потом вернемся. Ингрид, насчет того, намеренно или не намеренно… Высокая политика – это всегда интересы государства, низкая политика – интересы человечишков. Наверху кто-то здраво решил, что раз вы, гады, так хвалите нам в пику халифат, так вот он вам, жрите!.. Но когда заплачете и начнете умолять спасти, то вот хрен вам!.. Спасем, но не сразу, а сперва под ними наплачетесь, а потом, уже видя, какие вы здесь, мы заставим жить по своим законам, никаких вам автономий.

Ингрид хмурилась, это бесчеловечно, Вовк смотрел на меня с интересом и ожиданием.

– Это неправильно, – возразила она. – К людям нужно относиться, как к людям, а не деталям государственной машины!

– Лозунги, – ответил я, – непродуктивны. В тех же Штатах и в Европе люди еще раньше стали винтиками государственной машины, только говорить об этом не принято.

– Из политкорректности? – спросил Вовк.

– Да.

– Тогда почему врут про нас?

– А как насчет «держи вора»? – ответил я. – Хотя такой подход здесь и кажется жестоким, но мы вошли в жестокое время, даже не заметив.

Ингрид сказала зло:

– Как такой подход может быть верным?

Я проговорил спокойно и холодновато:

– Этот регион дотационный весь. Как был при советской власти, таким остался. Ничего не производит, а народу как муравьев, да еще и плодятся бешено. Политики – люди практичные, половину дают перебить людям халифата, выбивая все эти развращающие свободы, что принесли русские… а вторую половину перебьем мы, зачищая местность от боевиков и… поддерживающих их.

Ингрид вскрикнула гневно:

– Замолчи! Твои шуточки отвратительны!

Я смолчал, а взгляд Вовка дал мне понять, что он думает точно так же, только вслух не рискнет даже прошептать, а вообще-то политика правильная, просто для газет привычно подаем как-то иначе.

– Вон там зеленка кончается, – сказал Гнатюк.

Ингрид посмотрела на меня, раз уж я старший, я сказал тут же:

– Еще две сотни метров, а там удобный съезд с дороги. Густые деревья, кусты, машину можно спрятать так, что в двух шагах проедут мимо, не заметят.

Гнатюк сказал уважительно:

– Видать, вы здесь побывали…

На этот раз Ингрид бросила на меня взгляд, полный превосходства и презрения, где этот мышелюб мог побывать, он в своей лаборатории может заблудиться и начнет маму звать.

Гнатюк сбавил скорость, а с указанного места уважительно присвистнул, но повернул руль. Джип осторожно съехал по крутому склону, с обеих сторон тут же начали хлестать колючие ветки.