– У Генри Негуса самый старый и самый почтенный мотив в истории: деньги. Он ведь сам рассказывал нам, что его брат, Ричард Негус, буквально проматывал свое состояние, не так ли? А еще он говорил нам, что его жена ни за что не соглашалась выгнать Ричарда из их дома. Смерть Ричарда Негуса освободила его брата от необходимости платить за его содержание. Дальнейшая жизнь Ричарда Негуса могла бы стоить его брату небольшого состояния.

– А Харриет Сиппель и Ида Грэнсбери? И Дженни Хоббс? Зачем Генри Негусу убивать их?

– Этого я не знаю, хотя могу подумать, – сказал Пуаро. – Что до Рафаля Бобака и Томаса Бригнелла, то у них нет и не может быть никаких мотивов, если они в самом деле те, за кого себя выдают.

– Полагаю, мы могли бы это узнать, – сказал я.

– Раз уж мы взялись за список возможных подозреваемых, то почему бы не включить в него Маргарет Эрнст и доктора Амброуза Флауэрдейла? – предложил Пуаро. – Они не были влюблены в Патрика Айва, однако желание отомстить за его смерть вполне могло двигать и ими. Маргарет Эрнст, по ее собственным словам, находилась в вечер убийства в своем доме одна. А где был доктор Амброуз, мы не имеем представления, поскольку вы дали обещание не искать встречи с ним, и – увы! – обещание свое сдержали. Придется Пуаро самому ехать в Грейт-Холлинг.

– А я вам предлагал поехать вместе, – напомнил я ему. – Хотя, если бы вы поехали, то не смогли бы побеседовать с Нэнси Дьюкейн, Рафалем Бобаком и другими. Кстати, тот молодой мужчина и женщина постарше, о которых, если верить Бобаку, беседовали Харриет, Ида и Ричард Негус, – я столько думал над тем, кто бы это могли быть, что даже составил список всех пар, связанных возможными романтическими отношениями. – Я достал листок из кармана. (Сознаюсь, я надеялся произвести на Пуаро впечатление, но он либо не был впечатлен, либо удачно скрыл это.)

– Джордж и Харриет Сиппель, – сказал я вслух. – Патрик и Франсис Айв. Патрик Айв и Нэнси Дьюкейн. Уильям Дьюкейн и Нэнси Дьюкейн. Чарльз и Маргарет Эрнст. Ричард Негус и Ида Грэнсбери. Ни в одной из этих пар женщина не является старше мужчины, по крайней мере, настолько, чтобы «в матери ему годиться».

Пуаро нетерпеливо цыкнул.

– Вы совсем не думаете, мой дорогой друг. Откуда вы знаете, что эта пара – молодой человек и немолодая женщина – вообще существует?

Я уставился на него, дивясь, не потерял ли он рассудок.

– Но ведь Уолтер Стоукли говорил о них в «Голове Короля», и Рафаль Бобак слышал…

– Non, non, – перебил меня Пуаро, забыв о хороших манерах. – Вы не обращаете внимания на детали: в гостинице «Голова Короля» Уолтер Стоукли говорил о женщине, которая сама положила конец романтическому увлечению мужчиной, разве нет? Тогда как в подслушанном Рафалем Бобаком разговоре жертв убийства речь шла о мужчине, больше не интересующемся женщиной, которая все еще жаждет его любви. Разве это могут быть одни и те же люди, одна и та же женщина? Как раз наоборот: это совершенно разные люди!

– Вы правы, – уныло ответил я. – Об этом я не подумал.

– Вас слишком увлекло ваше построение, вот что. Пожилая женщина и молодой мужчина здесь, и женщина постарше и мужчина помоложе там. Voilà[44], вы уже думаете, что это одни и те же люди.

– Да, так я и решил. Наверное, я занимаю чужое место.

– Non. Вы восприимчивы, Кэтчпул. Не всегда, но хотя бы иногда. Вы помогли мне выбраться из туннеля заблуждений. Помните, вы сказали, что Томас Бригнелл скрывает что-то личное потому, что ему стыдно в этом признаться? Это замечание оказалось впоследствии очень ценным для меня – необычайно ценным!

– Что ж, боюсь, я сам еще в туннеле, и ни с какого конца не видно ни зги.

– Даю вам обещание, – сказал Пуаро. – Завтра, сразу после завтрака, мы с вами нанесем один маленький визит. Он многое вам прояснит. Надеюсь, что и мне тоже.

– Полагаю, мне не будет позволено спросить, к кому мы отправимся в гости?

– Спросить вы можете, друг мой. – Пуаро улыбнулся. – Я позвонил в Скотленд-Ярд и попросил у них адрес. Вы бы сразу его узнали, назови я его вам сейчас.

Нет нужды говорить, что последнее совершенно не входило в его намерения.

Когда наутро мы с Пуаро шли в наши таинственные «гости», его настроение менялось стремительно, как лондонская погода, которая никак не могла выбрать между солнцем и облаками. Так и бельгиец: то спокойный и довольный собой, он вдруг угрюмо хмурился, и его явно одолевала тревога.

Наконец мы оказались у скромного домика на небольшой улочке.

– Номер три, Ярмут Коттеджиз, – сказал Пуаро, останавливаясь напротив. – Откуда вы знаете этот адрес, Кэтчпул? Он ведь знаком вам или нет?

– Знаком. Минуточку. Сейчас вспомню. Точно – адрес Сэмюэля Кидда, так?

– Верно. Наш верный свидетель, который застал Нэнси Дьюкейн в тот самый миг, когда она, выбегая из отеля «Блоксхэм», уронила два ключа, несмотря на то, что она не могла быть возле отеля «Блоксхэм» после восьми в вечер убийства.

– Потому что была в доме Луизы Уоллес, – согласился я. – Значит, мы пришли сюда для того, чтобы нагнать на мистера Кидда страху и заставить его сознаться, кто именно подучил его солгать.

– Non. Мистера Кидда сегодня нет дома. Полагаю, он на работе.

– Тогда…

– Давайте сыграем в небольшую игру, Кэтчпул; назовем ее «Тук-тук, кто в домике живет?» – с таинственной улыбкой сказал Пуаро. – Начинайте. Я бы и сам постучал, если бы не мои перчатки. Не хочу их запачкать.

Я постучал и стал ждать, удивляясь, почему Пуаро решил, что в доме, чей единственный известный нам жилец сегодня отсутствует, кто-то подойдет к двери. Я уже открыл рот, чтобы задать ему этот вопрос, но тут же закрыл снова. Что толку? С тоской я вспомнил то время – сравнительно недавнее, с тех пор не прошло еще и двух недель, – когда я верил, что, задав кому-то прямой вопрос, можно получить такой же прямой ответ.

Дверь дома номер три по Ярмут Коттеджиз распахнулась, и я оказался лицом к лицу с человеком, который вовсе не был Сэмюэлем Киддом. Сначала я был озадачен, так как не знал этого лица. Потом я увидел ужас, исказивший его черты, и понял, кто передо мной.

– Доброе утро, мадемуазель Дженни, – сказал Пуаро. – Кэтчпул, это Дженни Хоббс. А это, мадемуазель, мой друг мистер Эдвард Кэтчпул. Вы, может быть, помните, мы говорили о нем в кофейне «Плезантс». Позвольте мне выразить глубочайшее удовлетворение тем, что вижу вас живой.

Вот тут-то я и понял, что ничего не понимаю. Те жалкие немногочисленные факты, на которые я до сих пор опирался, оказались не заслуживающими доверия. Как, черт возьми, Пуаро узнал, что найдет Дженни здесь? Это же просто невероятно! И все же вот она, прямо перед нами.