Он тоже поднялся, наши титулы ноздря в ноздрю, ответил вежливо:

– Сегодня ночуете здесь?

– В Волсингсборе, – ответил я с небрежностью.

Он поинтересовался:

– Присмотрели дворец Скагеррака целиком?

– Мне хватит и каморки, – сообщил я, – но империя должна работать. Потому да, придется дворец брать целиком, иначе народ не поймет. Империю берем тоже, мы же реалисты.

Он усмехнулся.

– А здесь только половину четвертого этажа?

– Ваше величество, – ответил я мягко, – Багровая Звезда, уж простите за упоминание, дает возможность изменить большинство основных законов государственного устройства. Отныне можно не ждать обязательной гибели цивилизации, после которой все сначала. Открывается бесконечный путь, а он должен быть путем развития, а не просто существования, к которому здесь привыкли в силу обреченности перед неизбежной катастрофой.

Он пытливо наблюдал за моим лицом, наконец сказал осторожно:

– Не думаете как-то соединить мощности Севера и Юга? Возможно, это даст новые возможности?

– Думал над этим, – признался я. – Но сразу же передерутся. Север моложе, потому злее и бескомпромисснее.

– Знаю, – проговорил он.

– Бабетта?

– У меня там не только Бабетта, – ответил он мирно, – я осведомлен о роли церкви. Признаться, она меня пугает…

Я поймал на себе пытливый взгляд, сдвинул плечами.

– Меня тоже. Но сути это не меняет.

Он спросил живо:

– Вас тоже? Но вы ведь… Защитник Веры?

– Веры, – подтвердил я, – но не церкви. Церковь… это все-таки люди. Как чистые и праведные, так и корыстные и коварные. Потому за веру я целиком «за», а за церковь – с серьезными оговорками. Потому и не спешу привозить сюда ее представителей…

– Мудро, – сказал и добавил поспешно: – Простите, что как бы свысока одобряю, на самом деле просто предвижу огонь и кровь по всей империи…

– Этого не избежать, – ответил я. – Но мы с вами, ваше величество, постараемся сократить… до минимума. Ну, как получится.

Он даже проводил меня до двери, после подписания договора с секретными пунктами мы оба, думаю, чувствуем себя как два сообщника.

В коридоре отклеился от стены и шагнул навстречу Альбрехт. Лицо напряженное, в глазах тревога и нетерпение.

– Ничего не стряслось? А то как-то быстро…

– Все в порядке, – сказал я успокаивающе, – все сделано, герцог. Со всеми попрощались?

– Да и не знакомился особенно, – ответил он уклончиво. – Я велел там запрячь коней…

– Прекрасно. Тогда без задержек!

Во дворе подвели наших коней, мой арбогастр все такой же, а вот Альбрехтова едва узнал: разукрашен, как идущая под венец невеста: на лбу усыпанный самоцветами ремешок, длинную голову украшает выделанная лучшими ювелирами бляха из золота, а удила, повод и прочие ремни, включая подпруги, отделаны золотым шитьем. Попона под седлом настолько ярко-оранжевого цвета, что не видны золотые нити, а массивные стремена отделаны серебром с вкрапленными рубинами.

– Вам подменили лошадку, – сказал я.

Он вздохнул.

– Догадываюсь, кто ее так разукрасил… Ну да ладно, сейчас спорить поздно.

– Ее подгоняли под вас, – заметил я скромно. – Только что шляпу не надели.

Он нахмурился.

– Вам повезло, к вашему чудовищу страшно подойти. А то бы посмотрел, в какой цветок превратили.

Я содрогнулся.

– Ни за что!

Кто-то из высшего звена успел выслать за нами почетный караул из императорского парадного полка, но едва мы в галопе выметнулись за черту города, я закричал радостно:

– Маркус, моя лапочка!.. Иди ко мне, мой толстоморденький!

Альбрехт покосился на меня дикими глазами.

– Чё? – спросил я.

– Жутковатый у вас юмор, – ответил он нервно. – Адской Пес у вас Бобик, чудовище под седлом назвали Зайчиком, хотя у него в глазах огонь, а из пасти дым! Еще более адский, чем собачка… А тут еще к Багровой Звезде Смерти такое…

Я признался:

– А это чтоб самому не так боязно. Звери более чуткие, чем люди, сразу улавливают, что говорю ласково. А вот если бы говорил «Адский Пес», «Адский конь»…

– Да, – сказал он торопливо, – нам всем лучше, если Маркус будет чувствовать ласку с вашей стороны.

Мир накрыла густая тень, в тревоге замолкли цверенчащие кузнечики, затихли в кустах птицы, я тоже замер и прислушался к странному ощущению, что всякий раз возникает возле Маркуса, словно вокруг нас искривляется пространство, а то и время. Да, время наверняка, иначе как с такой скоростью перемещается?

Едва опустился широкий трап, Альбрехт пустил коня вверх по красному бархату, оглянулся.

– Сэр Ричард?

Я позвал:

– Карл-Антон, вы здесь?

Через пару секунд из пустоты раздался хрипловатый голос:

– Теперь здесь. Ваше величество?

– Вы что, – спросил я, – хотите остаться?

– Ненадолго, – ответил голос из пустоты, – с вашего разрешения. Наткнулся на очень любопытные материалы… Не волнуйтесь, ваше величество, я уже набрался сил!.. Теперь могу переместиться в ваш дворец в империи Скагеррака достаточно легко.

– Хорошо, – сказал я, – любопытничайте. Завидую вашей способности перемещаться. Когда-нибудь научите?

Когда поднялись в Маркус, а диафрагма люка отрезала от мира, Альбрехт сказал с пренебрежением:

– Не волнуйтесь… Кто станет о таком волноваться?

– Я стану, – ответил я с укором. – Сэр Альбрехт, когда-то будут ценить не за титулы.

Он помолчал, буркнул:

– Да и сейчас вообще-то… Но люди благородного происхождения все же более ответственны и достойны уважения. А низкое происхождение – почти все плуты и жулье.

– Почти, – согласился я. – Маркус…

Когда поднялись по трапу, мне показалось, что в Маркусе на миг стало теплее, а внизу вместо Солнечного Города возник Волсингсбор, еще огромнее столицы Германа, но выстроенный строго и с надлежащей надменностью столицы империи.

Я велел зависнуть перед самыми городскими вратами, а ярко-красный конец трапа по моей команде опустился между распахнутых створок на землю города.

Альбрехт буркнул:

– Не эффектнее было бы прямо во дворец? Сошли бы во двор, прям как языческие боги…

– Пусть не только придворные видят, – сказал я, – кто здесь настоящий император. Горожане еще чаще общаются друг с другом, чем придворные.