17 апреля утром я поднялся на Кэстлабра-Пойнт (предвершина пика Кэстл, высота 4206 метров, мой сто одиннадцатый из пиков Столетия) и в полдень скатился на лыжах в котловину Конандрам, неподалеку от Аспена. Самое замечательное, когда лазаешь или катаешься в этой котловине, — возвращение к природному горячему источнику с температурой воды сорок градусов. Ты отмокаешь в горячей воде на высоте 3400 метров, готовясь пройти финальные тринадцать километров до своего автомобиля.

На следующий день Дженет Лайтберн — участница моей команды, собирающейся на Денали, — и я взошли на Куондэри по кулуару Кристо. Я спустился на лыжах с вершины в стиле телемарк, на полусогнутых коленях, но одна из задних пружин крепления сломалась, и дальше мне пришлось ехать в прогулочном варианте. Это был километровый спуск, на котором я получал удовольствие оттого, что вынужден на ходу варьировать технику сообразно наличному снаряжению. Тем вечером я поехал домой в Аспен и, поскольку в субботу мне не надо было на работу до часу дня, утром вышел на пробежку. Я чуть больше чем за три с половиной часа проделал внедорожный кросс-марафон в сорок два километра от своего дома аж до Сноумасс. При этом два раза мне пришлось бежать по восьмисотметровым участкам глубокого, по бедра, снега. Затем я отработал восьмичасовую смену. Вспоминая все то, что я проделал за последние шестьдесят часов — проехал на лыжах больше восьмидесяти километров, шел, бежал, набрал в общей сложности три километра высоты, — я чувствовал себя готовым к путешествию на Аляску. И то, что я был сейчас в самой лучшей физической форме за всю жизнь, сыграет неожиданную роль в моем путешествии на следующей неделе.

Я договорился встретиться с Дианой и Вольфгангом Штиллерами — друзьями моего инструктора по скалолазанию Гэри Скотта; они хотели подняться на гору Холи-Кросс по кулуару, который тоже назывался Кросс. Это был красивый маршрут по желобу с вертикальными стенами, который выводил на вершину высотой 4268 метров. К началу подъема нужно было пройти на лыжах девятнадцать километров, на восхождение мы запланировали два с половиной дня. Это был бы наш первый совместный выход, и если бы все пошло хорошо, то на будущее у нас были большие планы — гребень Либерти на пике Райнир. Однако очередная пурга, что так часты в конце зимы, положила конец нашим мечтам. За день до выхода в центральных горах выпало двадцать сантиметров снега. Выросла лавинная опасность, и лезть в узкий кулуар, доверившись только горной удаче, было очень рискованно. Лавина размесила бы нашу троицу в трехсотметровом наклонном блендере из айсбайлей, скальных стен, кошек и снежных якорей. А затем нас выплюнуло бы из кулуара к подножию горы. Тут не стоял вопрос, выживем мы или нет, а скорее — смогут ли потом наши родственники сказать, кто есть кто, после мясорубки в кулуаре.

Принять решение было легко, Диана и Вольфганг были полностью согласны, и мы договорились снова попытаться в июне. Они знали, что я специально копил выходные для апрельской вылазки, и очень извинялись. Но я не был ни капли раздосадован.

— На самом деле начальник сказал мне, что я могу отдыхать до вторника, поэтому сегодня у меня начинаются пятидневные каникулы. Завтра мы с другом покатаемся на лыжах с горы Соприс. В последнее время я много думаю о пустыне. Может, подамся на какое-то время в район Моаба, отдохну от гор.

Годом раньше я усвоил, что когда проводишь весь июнь на Аляске — живешь в лагере на леднике, строишь снежные стенки, лазаешь на ледовые стены, — то летнего времени на летние занятия остается мало. Получив шанс поехать в Юту на четыре дня, я надеялся урвать немного летнего солнца с опережением графика. Диана и Вольфганг пожелали мне безопасных путешествий, и я поблагодарил их за то, что они меня пригласили. Мне нужно было сложиться — добавить снаряжение для маунтбайка и скалолазания, взять описания и путеводители по тем местам в Юте, где я могу оказаться, — и хоть немного поспать. Я и мой аспенский друг Брэд Юл договорились в три часа стартовать на Соприс, и на сон оставалось немного.

Пока я складывался, домой приехала Леона:

— Куда ты на этот раз?

После нескольких часов в местных барах она была немного навеселе.

— Утром катаюсь с горы Соприс на лыжах.

— И тебе нужно все вот это?

Посреди гостиной было сложено мое снаряжение для скалолазания и маунтбайка, спальный мешок и рюкзаки.

— Я еду в Юту. Пока не знаю, что буду делать. Выезд на Холи-Кросс сорвался.

— Вот засада-то.

— Ну, не совсем. Я давно хотел рвануть в пустыню и погреть косточки, сечешь? Немного покататься на маунтбайке, полазать в узких каньонах. Брэд сказал мне про субботний пикник в Гоблин-Вэлли. Я мог бы попытаться и туда тоже попасть. Думаю, что куча людей из города собирается на все выходные на эту угарную вечеринку.

Последний из аспенских горнолыжных подъемников закрылся в понедельник, тем самым официально началась межсезонная миграция аспенцев в экзотические уголки планеты. Жители редко покидают долину во время лыжного сезона — периода напряженной работы. Фактически даже вылазка за тридцать километров в Базальт кажется дальней поездкой. Но со второй половины апреля до конца мая, когда управление шоссейных дорог открывает перевал Независимости,[70] жизнь в городе затихает, и люди стекаются в более теплые места — в Мексику, Таиланд, на Багамы и в Юту. Для меня тоже настало время присоединиться к большинству прямо после очередной лыжной поездки.

Позже той же ночью, примерно в четыре часа, Брэд подпрыгивал на пассажирском сиденье рядом со мной, пока я пробивался на своем пикапе сквозь полуметровые снежные заносы по пути на гору Соприс. Это походило на рекламу полноприводного транспорта — из колеи летит снежная крупа, а у нас улыбки до ушей. Мы были приятно удивлены, что смогли такой ранней весной проехать к началу тропы. В темноте мы разгрузили наше снаряжение для внетрассового катания и принялись по очереди торить тропу к озерам Томас, до которых было шесть с лишним километров и где я уже был месяц назад с моим другом Риком. В полшестого утра стало светлеть, и сквозь туман мы увидели край замерзшего нижнего озера. Но, несмотря на погоду и высокую лавинную опасность — за день до нашего приезда шел снег, — я не особо нервничал в этой поездке. Я был готов вернуться, если лавинная опасность возрастет и в цирке станет совсем опасно, и знал, что и Брэд думает так же.

Гору Соприс не спутаешь ни с какой другой — вершин у нее две, метрах в восьмистах друг от друга и одинаковой высоты, 3960 метров. Мы определили безопасный маршрут подъема на восточную вершину и вылезли на хребет, пролегавший к северу от озер. Видимость была низкой — метра три, а склон, по которому мы собирались спускаться с вершины на лыжах, был покрыт слишком уж тонким слоем снега. Поэтому мы спрятали наше катальное снаряжение (мои лыжи и сплитборд[71] Брэда) на высоте 3560 метров. Поднимаясь в плотные облака, мы с Брэдом перестали ориентироваться в туманной завесе, которая превратила землю и небо в непрозрачную белую стену, начинавшуюся перед самыми нашими глазами. Мы обошли справа отвесные скаты, из-за которых нам пришлось столкнуться с карнизом на высоте 3900 метров. Я вслепую шел по плотному снегу, вонзая в стену передний рант ботинок для телемарка, а белая мгла скрыла вершину карниза. Брэду было труднее вбивать носок, потому что он поднимался в мягких ботинках для сноуборда, но я одолжил ему свой ледоруб, и он быстро забрался на карниз. В 8:30 утра мы вместе вышли на восточную вершину, где я сфотографировал, как мы смеемся над заиндевелой пятнадцатисантиметровой бородой Брэда.