В то же время он жестоко обошелся с Софи, пренебрег ее чувствами. С этим Клодия не хотела мириться.

Она не могла не вспомнить об этом. Его бессердечность – сначала к ней, а теперь к Софи – возмущала ее до глубины души.

– Мадам, унести кекс?

Натянуто улыбнувшись, Клодия вежливо ответила:

– Да, пожалуйста, Роберт. И налей немного портвейна. – Роберт удивленно заморгал, замялся буквально на мгновение, но быстро вышел и уже через несколько минут вернулся с портвейном. Клодия поблагодарила его и, потягивая густое вино, устремила взгляд на длинные бархатные портьеры.

Сослана в глушь.

Чем больше она думала об этом, тем больше негодовала.

Софи все рыдала, и Джулиану казалось, что он вот-вот оглохнет.

Наверняка существовал иной способ оторвать ее от Стэнвуда, но будь он проклят, если знает, что это за способ. Добравшись до окраины Лондона, Джулиан чувствовал себя совершенно разбитым. Единственное, что поддерживало его, – это желание увидеть сияющую улыбку Клодии, почувствовать, как ее руки обнимают его. Он понимал, что Клодия согласилась с аргументами.

На Сент-Джеймс-сквер он передал поводья молодому груму и устало вошел в дом.

– Распорядись немедленно приготовить ванну и передай леди Кеттеринг, что я вернулся и очень хотел бы, чтобы она присоединилась ко мне за ужином, – обратился он к Тинли.

– Можете хотеть сколько угодно, милорд, только она уже ужинает, – спокойно сообщил ему Тинли и зашаркал прочь. Лакей шагнул к Джулиану, чтобы принять накидку.

Джулиан бросил на лакея нетерпеливый взгляд.

– Проследи, чтобы он хотя бы не забыл о ванне, – бросил он и направился к столовой, пытаясь подавить в себе почти юношеское волнение, вспыхивавшее в нем каждый раз, стоило лишь упомянуть ее имя.

То, что он так соскучился по Клодии всего за какие-то двадцать четыре часа, ужасно нервировало его; он чувствовал себя слабым, глупым, не похожим на самого себя. Даже в юности он никогда не был настолько увлечен. Его бесило то, что Клодия казалось ему единственным лекарством от терзавшей его сердечной боли. И все же сейчас он с трудом сдержался, чтобы не побежать к ней.

Лакей у столовой открыл перед ним дверь. При виде Джулиана Клодия удивленно вскочила, сжав в руке салфетку. На ней было облегающее платье небесного цвета с белой отделкой. Три нитки жемчуга обвились вокруг стройной шеи, в ушах – жемчужные серьги в форме слезы. Волосы она небрежно заколола наверх, и тонкие завитки струились по шее.

Джулиан заворожено уставился на длинный локон, ниспадавший ей на плечо. Его поражало то, что мысленно он никогда не мог воспроизвести ее красоту так, чтобы она соответствовала реальности.

– Ты выглядишь... прелестно, – заметил он, понимая, что слова едва ли способны передать очарование Клодии.

Изящная рука потянулась и стала нервно теребить сережку.

– Благодарю. Ты только вернулся? Я думала, ты побудешь некоторое время в Кеттеринг-Холле, – тихо произнесла она.

– Я решил, что лучше уехать немедленно. Ее рука замерла, и она посмотрела на него.

– У тебя это очень хорошо получается: делать то, что, с твоей точки зрения, лучше, да?

Если у Джулиана и теплилась какая-то надежда, то после этих слов она исчезла, и он почувствовал себя совершенным глупцом. А чего, собственно, он ждал? Что Клодия бросится в его объятия, что ей тоже не терпится увидеть его? Как бы не так! Эта женщина презирала его. Ей не было дела до того, что он только что пережил один из тяжелейших дней в своей жизни. Волна гнева и боли захлестнула его.

– Ты уже высказала мне свое мнение. Не вижу причин вновь обсуждать этот вопрос, – сказал он.

Она склонила голову набок, будто оценивая, насколько он мерзок, и, словно защищаясь, сложила руки на животе.

– Да, ты уже продемонстрировал, что мое мнение для тебя так мало значит, что ты даже из любезности не желаешь выслушать меня.

Боже милостивый, только не это, только не сейчас! Он хотел лишь взглянуть на нее, обнять, но не спорить! Не говорить.

– Твое мнение, – произнес он, направляясь к столу, – не имеет значения. Я принял решение, и точка.

– Нет, – сказала она.

– Нет? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Я не позволю отмахнуться от себя, Джулиан...

– А я не позволю втянуть меня в дальнейшие обсуждения...

– Я не покину эту комнату, пока не скажу то, что должна сказать, хочешь ты это слышать или нет! Ты жестоко поступил с Софи! Она любит сэра Уильяма, и все же ты предпочел видеть сестру несчастной.

Господи, дай ему терпения!

– Клодия, – начал он, – Стэнвуд...

– Баронет! – горячо воскликнула она. – Но этого для тебя недостаточно, с твоими нелепыми представлениями о том, кто кому пара. Ведь ты распоряжаешься судьбами людей, словно сам Господь! Точно так же ты поступил со мной! Это-то ты хотя бы понимаешь?

Джулиан был озадачен. Да, он опозорил Клодию, но какое это имеет отношение к Софи?

– Что именно? – переспросил он. Клодия раздраженно фыркнула.

– Ты считал, что я недостаточно хороша для Филиппа, поэтому старался не подпускать его ко мне. Когда это не получилось, ты стал пытаться убедить меня, что я не подхожу ему, надеясь, что я исчезну! Словно... – Она всхлипнула и еще крепче обхватила себя руками. – ...словно это имело к тебе какое-то отношение! Но он был твой друг, и ты скорее хотел видеть его у мадам Фарантино, нежели со мной. Считал, что я для него плоха, теперь Стэнвуд плох для Софи. Тебе все равно, кому причинить боль. Но Софи любит Стэнвуда, а я любила Филиппа!

Ее слова ножом вонзились ему в сердце, он стал задыхаться. Это невозможно... не может быть, чтобы она так истолковала его предупреждение. Он лишился дара речи. Клодия любила Филиппа!

– Нет, нет! Давай будем до конца честны, – продолжала она уже почти на грани истерики, два лакея позади нее обменялись смущенными взглядами. – Ты никогда не считал, что я тебе пара! Ты ясно сказал об этом, еще когда я была маленькой девочкой, но я тогда не понимала, что делаю. Однако ты дал мне понять, что я не соответствую твоим запросам, ты и сейчас так считаешь. Ты считаешь вполне нормальным иметь любовниц, но не представляешь, какую это причиняет боль. – Голос ее дрогнул. – Когда Софи сказала мне, что ты возражаешь против Стэнвуда из-за его положения, я посоветовала ей следовать велению своего сердца и пренебречь твоими проклятыми условностями.

Ярость вспыхнула в нем жарким пламенем.

– Что ты ей посоветовала? – взревел Он, не замечая, что лакеи покинули комнату.

– Следовать велению своего сердца, а не каким-то нелепым приличиям, – произнесла она уже с меньшей уверенностью.

Нет, он задушит ее собственными руками. Джулиан вцепился в стол, стараясь не потерять над собой контроль. Эта дурочка даже не представляет, что натворила, какой опасности подвергла Софи своими необдуманными советами.