Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой ужас, что за чудовищные мысли мелкая?
— Связала бы тебя и затащила в ближайший подвал, держала бы там, и делала все, что только приходит на ум свихнувшейся фанатке, — хищно продолжала я.
На мой дикий рассказ, Ефим соизволили повернуться.
— Ты меня не пугай, не надо, — снял он очки, и нацепил теперь на голову, которую венчала чёрная кепка. — Убедила.
— Наконец-то перестал дурью маяться, пошли сладкую вату лучше купим, — вмиг я изменилась в лице, и с улыбкой потащила музыканта к месту, где её собственно и делали.
Музыка сменилась, выступающий на сцене поменялся, а мы стояли в очереди за ватой. Ефим иногда загонялся по поводу окружающих его школьников, но я как могла, убеждала его что никому его высочество не сдалось, а если и сдалось будем уповать на психическое расстройство потенциальных преследователей.
Сегодня за все прелести жизни платила я, а Ефим ходил и скрипел зубами, мол, и как это так он опростоволосился? Забыл обменять доллары на рубли.
— Как ты тогда за такси заплатил? — спросила я, когда мы ели сидя на лавочке два огромных "цветка" сделанных из сладких ваты.
— По карте.
— А сюда чего её не взял?
Ефим невинно пожал плечами.
— Ты меня закружила, — нашёл он виноватую.
— Ну, естественно.
— Тебе нравится? — невпопад спросил музыкант.
О чём это он? О сладкой вате? Об этом я и спросила, но ответ меня поразил.
— Нет, наша прогулка.
Я задумалась. Нравится или не нравится, да какая, в сущности, разница? Мы просто составляем друг другу компанию, здесь ничего странного нет. Я частенько встречаюсь с подругами, и мы вот так же гуляем, что его так могло впечатлить? Неужели, мальчика так увлекли наши покатушки на такси? Или пение местных артистов театра?
— Обычная, — не знала я как лучше ответить. Ответила честно.
— Саш, я задам тебе вопрос?
— Задавай, — разрешила я, и чего это с ним? Так посерьёзнел. Его поведение стало меня настораживать.
— Я, правда, поменялся?
— В смысле?
Идиотский вопрос. Все мы со временем меняемся — это нормально. Может у него комплекс какой? Хотя вряд ли, раньше я подобного за ним не замечала.
— Леди Ди сказала мне, что я зажрался, зазвездился, — быстро поправился он. — Мы немного пообщались, что мне скажешь ты.
Его это так волнует? И почему я считала, что Ефиму всё равно на то что о нём говорят?
— Ты говорила мне никого не слушать, я так и поступал, и не без твоей помощи смог достичь чего-то большего, чем вообще возможно в моём случае. — Отрывая по кусочку от сладкой ваты, и кладя в рот, излагал парень. — Какая может быть гарантия, что человек решивший стать артистом, получит славу и любовь как я? Не подумай, я не веду себя как типичный самовлюблённый музыкант, просто до сих пор не верю в свои силы.
И что на это ответить. Он поставил меня в тупик. Из-за его сложносочинённых предложений (я не виню Ефима, он долго прожил в Америке, и наверняка забыл, как на родине принято излагать мысли) я мало что смогла разобрать. Одно уяснила точно, он всё ещё считается с чужим мнением, и боится подвести своих фанатов.
— Ефим, — улыбнулась я, обсуждать его жизнь и славу я совершенно не желала, поэтому переключилась на другую тему, благо мне помогли ведущие фестиваля.
— Дорогие гости, — провозгласил в микрофон, поставленный мужской голос, мы рефлекторно обернулись, — приглашаю вас принять участие в конкурсе. Занявшие первые три места получат щедрую награду. Итак, вы готовы слушать?
Народ крикнул: да.
— Мы будем выбирать вам песни, а вы обязаны их исполнить. Оценивать ваши вокальные данные будут лучшие музыканты нашего города и области. Поприветствуем… — ведущий стал оглашать членов жюри, которых мало кто знал, но в узких кругах, они считались гениями своей профессии.
Ефим, закинув ногу на ногу, внимательно слушал, и продолжал доедать свою вату, пока в моей голове созрела гениальная идея. Я же не побывала на концерте Оберона, и ни разу не слышала, как он исполняет в живую, вот он мой шанс. Пока ведущие и его помощница диктовали условия и правила, я шепнула Ефиму на ухо, приблизившись слишком близко, и сама потом пожалела.
— Давай поучаствуем?
Ефим покосился на меня как на идиотку, и не стал отвечать.
Думает, я так запросто от него отстану? Не дождётся. Хочу послушать Оберона, послушаю.
— Итак, дорогие гости, есть желающие, побороться за целую банку вкуснейшего и свежего мёда? — спросил ведущий с запалом, будто бы ничего в мире больше не важно.
— Ефим, — толкнула я его в бок, — спой им, выиграй банку с мёдом.
Музыкант усмехнулся, и недовольный повернулся ко мне.
— Смерти моей хочешь?
— Хочу мёд. Смерть твоя не принесёт мне радости, а сладкое напротив, — вошла я в кураж. Так круто обладать личной мировой звездой. Но больше всего меня радовал тот факт, что Ефим, кажется, меня слушается. Приятно чувствовать, что не безразлична ему. Однако сердце своё я держала в узде, нельзя потакать своим желаниям, они могут уничтожить меня.
— Саш меня могут узнать, давай не будем рисковать? — попытался он воззвать к моему благоразумию. Повезло что я дурочка.
— Да кто тебя узнает? Кому ты… — хотела сказать "нужен", но вовремя одёрнула себя. Не надо заставлять его страдать, он хоть и обидел меня в своё время, но я не такая, я не стану давить на слабое место. — Ефим это же так здорово, попытать удачу. Тебя тут никто не знает, как я и говорила никому и в голову не придёт, что Оберон реально из нашего города. Ты профессиональный артист мировой эстрады, так ради эксперимента давай послушаем, как о тебе отзовутся ноунеймы. А? Давай, — стала, как ребёнок трясти его за руку, и случайно переплела наши пальцы. Он опустил глаза и засмотрелся на руки. — Соверши безумный поступок ради меня, и тогда я обещаю, прощу тебе всё.
Насчёт последнего я соврала. Его предательство со мной до конца дней. Я сказала это только ради забавы, хотела, чтобы он согласился. Отчего-то понимала, что Ефим не устоит.
— Простишь что? — не понял парень.
— Твою дурацкую записку и всё остальное, ты и сам знаешь, — мимолётно напомнила я. Вот дожил, настолько обо мне не думал, что забыл о своём поступке.
— Не знаю, — прищурился Ефим, — хорошо, — стал задумчивым он, — я выйду на сцену и исполню им песню. Мне не нужно твоё прощение Саш, пообещай, что покажешь мне "мою", — подчеркнул музыкант, — записку.