Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, так, — скомандовал он дома младшему брату Вениамину, похожему и внешне, и по характеру на Романа. — Скажешь корешкам, чтоб в ПТУ про тебя сболтнули, что ты к тетке в деревню уехал срочно, —- болеет, мол, тетка-то. Понял, нет?
— А чего тут понимать, тоже мне, карбюратор перевернутого типа. Так и скажу.
— А в какой деревне тетка, не сказывай. Понял?
— А матери что?
— Мать у нас покойным отцом вышколенная. Ей что мужик приказывает, то она и исполняет. Ей тоже прикажу всем говорить — к тетке, мол, в деревню срочно уехали. Болеет тетка.
— А сами-то куда? Чего задумал? — с интересом насторожился Веня.
— Задумал сделать из тебя настоящего уркагана. Не против?
— Я чего... Я готов. Главное, чтоб «бабки» шли. А за что, мне один хрен. Хоть бы и за кровищу.
— Не боишься крови, братан?
— Своей или чужой?
—А любой...
— Своей — брезгую... А чужая нравится.
— Весь в меня, — довольно ощерился Роман. — Сразу видать — братан.
— Куда поедем? — вроде как равнодушно, но со скрытым интересом спросил Вениамин.
— В Астрахань.
— Что так далеко? Кровь пустить и здесь можно.
— Правило первое, братан, — не режь, где живешь. Кровь следы оставляет.
—Так и поехали бы в села, за Волгу, там, говорят, справных мужиков еще немало осталось. Можем пошерстить — найдем что в избах у них...
— А дальше что? Они нас — на колья, на вилы... Не, братан, правило второе — пускать кровь так, чтоб своей не пролить.
— Можно лесника пощупать. Один он на заимке...
— И что возьмешь — пяток беличьих шкурок да старый винтарь? Хотя, конечно, это идея. Винтарь... Обрез — штука хорошая, если на поражение жаканом. Но это потом. А щас «бабки» нужны. И правило третье — вначале думай, как и где продашь взятое, а потом уж — кого и где резать. Понял?
— А может...
—Я сказал Астрахань, значит, Астрахань. Так и будет. Рома умел говорить твердо. Так, что вопросов не возникало.
Веня угомонился. Астрахань так Астрахань.
* * *
В ту ночь Веня спал плохо.
Во сне он, кому-то невидимому, раз за разом всаживал острый нож в живот, в шею, сладостно слушая всхлип от крови в ранах и хрипы зарезанного им человека. Заснул он под утро, с улыбкой на губах. А Роман спал без сновидений.
Планы у них были совершенно разные, и по всем человеческим и божеским законам дороги их не должны были бы пересечься.
Ни в чем не был виноват ни перед Богом, ни перед людьми, ни перед своими близкими Ильдар Нуралиев. Более того, его уважали товарищи по работе, его любила жена Фарида, его обожали обе дочки и сын, опора и надежда семьи — четырехлетний Руслан. Все было хорошо у Ильдара.
Судите сами, водить машину начал еще в школьные годы, до армии уже подрабатывал, заменяя взрослого рабочего в автопарке, перегонял по территории парка машины. А в армии служил в автороте в ОБАТО, кто не знает, поясним — в отдельном батальоне аэродромного обеспечения. На каких только машинах ни работал — и на «скорой», и на «рафике», и командира батальона подполковника Безрученко возил, и бензовоз мотал по аэродрому, и снегоочистительную. Не потому, что на одной не получалось, наоборот, потому, что на всех у него справно выходило. Вот начальство и взяло моду ездить на Ильдаре — приболеет ли водитель, уйдет в запас, уедет в командировку....
Демобилизовался сержантом.
С хорошими характеристиками от командира и замполита пришел в отдел внутренних дел одного из районов Астрахани. Взяли, как говорится, с руками и ногами. Сразу старшего сержанта дали. А зарплаты все равно не хватает. Вначале потому, что братья младшие росли, их надо было в ПТУ троих выучить. А потом — женился на красавице, так тоже — дети пошли, деньги нужны.
В тот день Ильдар чувствовал себя нехорошо. А если честно, как на духу, так и совсем плохо. Горло болело, и, когда сглатывал слюну, оно не хотело пропускать даже такую малость, в зеркале были видны красные гланды, обложенные белым налетом. Голова тоже болела. Измерил температуру — 38. Жар ломал суставы, тянул прилечь. А позволить себе такое удовольствие Ильдар не мог.
Во-первых, если пробюллетенишь, могут срезать премию квартальную, а детям на зиму сапожки, валенки покупать надо. Да и не только в деньгах дело.
Ну не мог Ильдар подвести друзей, не выйти на работу. Знал, что такое оставить РУВД одного из самых криминальных районов города без водителя.
Так что доковылял он до отделения, погладил свой желтый «Москвич-Иж 21251», без всяких там слов «Милиция» и мигалок. Машина была у него, как всегда, в отличном состоянии. Только езди...
А ехать ему в тот день ужас как не хотелось. Превозмог себя. Сел за баранку. А потом как-то разошелся. И голова уже не кружилась, когда резко сворачивал из переулков на проспекты и наоборот.
Так что день рабочий прошел нормально.
Возил экспертов на место ограбления.
Возил оперов на предприятия — опрашивали всех, кто работал вместе с подозреваемым в грабеже.
Так, рутинная работа. И без особой опасности.
Ему бы после смены сразу домой, и главное — причина уважительная: температура такая, что польешь из термоса теплым чаем на лоб, наверное, зашипит вода, закипит от жара.
Опять превозмог себя, заставил, буквально заставил себя повернуть «баранку» и поехать не в сторону дома, где ждала его жена и дети, а в сторону вокзала.
Прикинул так: пару поездок по городу или одну — в село и назад, и заработает он на пару валенок младшему, Маратику.
Так ведь, кто бы знал заранее, чем тебе твое решение обернется, везде б соломки подстелил.
И главное — было у него предчувствие, было.
И все равно к вокзалу свернул.
Очень он детей своих любил... Хотел побаловать...
Никак их пути не должны были пересечься...
В тот день, 18 октября 1989 года, Роман и Вениамин Ахтаевы прилетели в Астрахань.
Денег было впритык. Хватило только на перелет. Ни на обратную дорогу, ни на еду, ни на такси. Так что жертву надо было выбирать безошибочно.
— План мой такой, братан, — разъяснял Роман обстановку. — Берем «тачку», водилу — под корень, «тачку» своим ходом по степи — в Калмыкию. Не найдем там подходящего покупателя, дальше, через Дагестан, в Азербайджан. Там и дальние родичи есть, кто поможет сбагрить машину, и друзья. Я до зоны еще был, договорился...
—Так сколько времени прошло, многое изменилось... — возражал Веня.