его угол касался подлокотника кресла. Подобный маневр, казалось, полностью истощил энергию; он хотел закурить, завязать непринужденную беседу, но не смог.

После нескольких мгновений затянувшегося молчания Янси почувствовал на себе взгляд Лоис, быстро повернулся к ней, и она сразу же опустила глаза. Он как ребенок радовался впервые представившейся возможности свободно, не спеша рассматривать ее. Наконец Янси облизнул высохшие губы.

- Всего десять дней... - произнес он.

- ?

- Знаком с вами, - пояснил он. Потом внезапно поднялся, обошел кресло, присел на подлокотник, упираясь ногой в пол; Лоис не шелохнулась, все так же разглядывала свои загорелые руки, аккуратно лежащие на коленях.

- Я хочу вам признаться, Лоис. Она не поднимала глаз. На гладком лбу появилась и сразу же исчезла морщинка.

- Такого я никогда не говорил даже... В общем, не говорил никому.

Лоис шевельнулась. Теперь он видел ее склоненное лицо в профиль. Она замерла в напряженном ожидании: словно капля росы, готовая вот-вот упасть, разбившись на тысячи "осколков".

- В ту ночь, когда мы приехали... Вы сварили кофе, я сидел за столом; вы подошли, чтобы поставить что-то, встали у меня за спиной. Дотронулись до меня. Он закрыл глаза и приложил руку к своему плечу. - Что-то.., что-то произошло, - эти слова почему-то дались ему с трудом. У Янси были кое-какие познания; неожиданно он заговорил поучающим тоном.

- Подобное явление нельзя принять за заряд статического электричества. Не те условия. Снаружи лило как из ведра, влажный воздух. Влажный, а не сухой! Вы стояли на голом полу босиком, стало быть, эффект электризации ковра здесь ни при чем. Значит, это было совсем не... - он распахнул глаза, судорожно глотнул и, наконец, выпалил, - ., не электричество!

Он умолк, не сводя с нее взгляда.

Гибкая маска ее лица дрогнула; казалось, оно пошло трещинами, как лед, на который внезапно обрушился поток теплой воды. Побледневшую кожу лба прочертили тонкие линии, как следы коготков котенка на белоснежном сугробе. По правой щеке пролегла влажная блестящая дорожка, палевой, словно бриллиант, сняла слева; зубы впились в нижнюю губу, уголки рта приподнялись, как будто она хотела улыбнуться, чуть сморщился подбородок.

Она не проронила ни звука. Поймав взгляд Янси, поднялась и стала пятиться к двери, не отрывая от него глаз. Потом повернулась и выбежала, растворившись в вечернем сумраке.

Когда вернулась Беверли, он стоял все в той же позе, полу согнувшись, неловко примостившись на подлокотнике кресла.

- А где Лоис?

- Ушла, - с трудом произнес Янси.

Беверли окинула его взглядом. Сначала изучила глаза, затем быстро осмотрела волосы, губы и снова нашла глаза. А потом прошла па кухню. Янси услышал, как принесенный женой лед с грохотом посыпался в раковину.

- Янси, что-нибудь случилось? - крикнула она из кухни.

- Ничего, - отозвался он, поднимаясь.

- А! - вот и весь комментарий.

Они убрали стаканы, высыпали окурки из пепельницы и легли. Ни слова о Лоис. Вообще ни слова... Ритуал отхода ко сну проходил в полной тишине. Когда свет был погашен, он вдруг сказал:

- Мне здесь надоело. Давай уедем завтра же. Утром, пораньше.

Жена долго не отзывалась. Наконец: "Если хочешь". На следующий день ему показалось, что она не выспалась. Сам он не сомкнул глаз. Янси гнал машину как одержимый. Сначала он никак не мог разобраться в своих чувствах. После двадцати миль езды понял: его переполняет гнев. Еще миль пятьдесят напряженно думал, на кого ом должен быть направлен. В конце концов, никто из них ничего не сделал. Так на кого же сердиться?

Время от времени Янси посматривал на Беверли. Обычно она полностью расслаблялась, озирая небо пли стремительно проносящиеся мимо картины, а иногда уходила в себя, общаясь с тем неведомым, что составляло ей компанию в периоды молчания. Но сегодня его жена сидела выпрямившись и не отрывала глаз от дороги впереди; он понял, что едет слишком быстро и пришел в неописуемое раздражение. По-ребячески поддавшись бесу противоречия, он еще прибавил скорость, распаляя кипевший в душе гнев.

Наконец, с чувством, близким к облегчению, нашел привычную мишень для накопившейся злости.

Беверли.

Почему она просто не скажет: "Не гони так"? Почему согласилась принять Лоис? Почему оставалась такой же безмятежной, как всегда, пока его душа рвалась па мелкие клочки? Почему даже не спросила ни о чем, когда он так внезапно решил уехать? "Если хочешь", сказала она тогда. Если хочешь! Где элементарное самоуважение?

А может быть, ей просто все равно?

Если хочешь... Янси впервые осознал, что эти два коротких слова выражают закон ее жизни, философию бытия. У них в гостиной висели красные шторы. Всегда только красные. Да, ему так нравилось, и он как-то раз упомянул об этом. Беверли повесила красные шторы, с тех пор так и повелось.

Он покосился на нее. Вся напрягшись, она следила за дорогой; Янси еще немного нажал акселератор.

Дом, где они живут, его работа, ежедневная трапеза и, вероятно, одежда, которую они носят, - неужели все потому лишь, что он так захотел?

А хотел ли он именно этого?

И надо ли всегда руководствоваться его желаниями?

А что тут дурного? Вот, например, Беверли именно так и делает.

Он рассмеялся, заставив Беверли подскочить от неожиданности. Янси покачал головой, что на их языке могло означать либо "так, пустяки", либо "не твое дело". В душе он ликовал, не находя ни единого изъяна в своем поразительном умозаключении.

Так, наслаждаясь абсолютной властью над машиной и скоростью, он направил автомобиль между гребней холмов, потом вслепую повернул, столкнулся с космическим кораблем пришельцев и умер.

***

Ветер внезапно стих. Так бывает после бури. Однако строптивое море не желало смиряться и с прежней яростью билось о скалы. Ночь полнилась шумом, но его составляющие так изменились, что поражали измученные уши, как неожиданная тишина. Лоис изогнулась, ткнула окурком в пепельницу на ночном столике. Сердито прошуршав простыней, она повернулась к нему спиной и вздохнула. Этот вздох едва угадывался, по звуки ее голоса воспринимаются не только на слух. Беверли, вдруг вырвавшись из объятий сна, вскинулась, словно рыба, которая выпрыгивает из воды, чтобы мгновение спустя уйти в нее и кружить под самой поверхностью. Она приподняла голову, повертела ей, будто разыскивая кого-то,