Естественно, первым делом «хозяин» недовольно спросил, едва, переступив порог:. — А чиво свечка?

— Писала я.

— Писалы-ы-ы? А чиво, без света никак?

— Значит, никак, — хамским тоном ответила я.

И тут карлик изрек великую мудрость:

— Как так — никак? Ты же это… не я, понимаешь: Тебе же это… целить не нады. Не промахнесси.

— С чего ты взял? — подняла брови я, — Еще как промахнусь. Уделаю тебе ссаками ложе.

— Попро-о-обуй, — добродушно проскрипел «хозяин» и, вытащив из кармана ПМ, резко сменил тему беседы. — Гляди, Матильда. Почистил я твой пугач. Смазал его. Ну, скажу, и говна было в ем. Ну, скажу, ты и свинья… Ладнысь. Давай собирайси. Мыцца пыдем.

Интересно, и как я должна была собираться? Отсоединить себя от цепей? Карандашиком? Вот карлик бы удивился!

— Я готова, — ответила я. — Пошли. Отцепи меня. И дай воды. Я хочу пить.

— Пи-ы-ыть? Эвон в бане напьесси. Тама воды во всех ведрах, хоть лопни.

Карлик открыл шкаф и извлек оттуда уже знакомые мне чехол, который напяливается на голову, колючий ошейник и ворох веревок. Сейчас меня снова должны были стреножить и связать мне за спиной руки. Что ж, воспрепятствовать этому у меня не было никакой возможности. И я покорно отдалась на растерзание своего тюремщика, пытаясь представить, а кто же меня, спеленутую, сейчас будет мыты «Тридцать шестая»? Или лично «хозяин»? Ну нет, только не он. Еще не хватает! Противно! Проклятие, и кто же?

— А чего у тебя нет наручников? — вместо этого спросила я. совсем о другом, пока карлик возился с веревками у меня на руках.

Он охотно ответил:

— А сломалися, суки. Теперича покупать надыть другие. А ить денег же стоят. А откудыть оне, деньги-то? Эвон, и тебя кормить надобно. И тридцать шестую. Та-а-ак. Ну, кажиццы, все. Падымайси, Матильда. Пошли.

— Голая, что ли? — недовольно буркнула я.

— А то какая же? Голая. Кто тебя там увидит, на дворе-то, пока идем? Собаки? Дык им насрать. Иди, иди. Пошевеливайся.

Кошмар! Ни уродца «хозяина», ни «тридцать шестой» я не стеснялась. Но если бы кто, кроме них, увидел бы, как я ковыляю утиной походочкой по направлению к бане, голая и со связанными за спиной руками, я бы тут же померла со стыда…

На улице моросил мелкий дождик. Мерзкий холодный дождик, который заставил меня сжаться, как только я спустилась с крыльца и вышла из-под навеса под открытое небо. Бр-р-р! Ну и дубак! Дождь даже остудил воинственный пыл собак, и оба кавказца при виде нас промолчали, ни разу не тявкнули. Лишь высунули носы из сарайчика и провожали нас недобрыми настороженными взглядами. Я отвернулась и постаралась не смотреть в их сторону.

— А ить кобели не привязаны, — пробухтел у меня из-за спины «хозяин», и я ощутила, как к холоду внешнему — от дождя — добавился и холодок внутренний — при мысли о том, что сейчас волкодавы вылезут из своего сарая и… страшно подумать! — Этыть оне, пока я тутока, такие спокойные. А вот, Матильда, будешь плохо себя вести, будешь не слушаццы, дык отдам им. Оне не побрезгуют… А ну, поторапливай-си! — переключил карлик внимание с меня на Олю, и она поспешила юркнуть в предбанник.

В руках девочка держала цветастое полотенце и бельишко себе на смену. Карлик же бережно нес пластиковую бутылку со своим пойлом и термос. Уж не знаю, чем он на этот раз был наполнен.

И узнать этого мне так и не довелось. Не успела. И «хозяин» не успел ни разу хлебнуть из своей бутылки. И «тридцать шестая» не успела даже ойкнуть. Только испуганно выпучила глаза и не могла произнести ни словечка, наблюдая за тем, как все произошло.

Это случилось настолько стремительно, что даже я не поняла толком, что же такое наделала. Впрочем, не я. Во всем виновата та, другая, Марина, которая сидела тихонечко у меня в подсознании и всегда вылезала наружу в самые ответственные моменты. Это не я! Это она! Антошей клянусь! Всем самым дорогам, что есть у меня, клянусь, что это не я!

Да, признаюсь: я мечтала прикончить этого сволочного карлика! И я бы, не задумываясь, сделала это в первый же подходящий момент! Но прикончить его именно так!..

Нет, я не смогла бы. Даже самому распоследнему садисту и педофилу я не пожелала бы такой жуткой смерти.

Это все та, другая Марина!

* * *

К бане карлик относился не просто с любовью. Он относился к ней трепетно, возводя пребывание в ней в разряд священного ритуала. И не приведи Господь, было помешать отправлению этого ритуала. Я помешала.

Вот такая я дрянь…

Но это случилось чуть позже. А вначале «хозяин» напялил себе на маковку старую шляпу с обрезанными полями, потом скинул с себя одежонку и поспешил, торжественно выпятив вперед круглый животик, в парную. В одной руке он тащил березовый веник, в другой — мой пистолет. Карлик опасался меня, даже связанную.

— Матильда, а ну подь сюды, — гаркнул он, и я, обреченно вздохнув, поплелась следом за ним, опасаясь, как бы не хлопнуться в обморок.

Я всегда плохо переносила жар и от бань старалась держаться подальше. Но сейчас был не тот момент для того, чтобы жаловаться на слабенькое здоровье.

Карлик ловко взгромоздился на полок, начерпал ковшиком кипятку из вмурованного в печку большого чугунного котла и запарил в тазике веник. Потом плеснул водой на каменку, и темное тесное помещение окуталось облаком пара. Став от этого еще темнее. Еще теснее. Я с трудом перевела дыхание и, ткнувшись лицом в ведро, стоявшее на полке, жадно хлебнула холодной воды.

— Че, горячо? — хихикнул «хозяин», глянув на меня сверху вниз. — Ишь, городская! Научу тебя париццы. Так, что не снилось…

«Так, что я скоренько сдохну», — с грустью подумала я.

— …Давай лезь сюды.

— Со связанными ногами? — удивилась я. — И как ты себе представляешь…

— А так! — перебил меня карлик. — Пализа-а-ай, я сказал! Порота будешь!

Нет, поротой я быть не хотела. А потому в несколько неуклюжих движений сумела взобраться на верхнюю скамейку полка. При этом Оля мне помогала, любезно подперев меня снизу в голую задницу. Я устроилась рядышком с карликом, как курица на насесте, и недовольно спросила:

— И чего дальше? — Горячий пар обжигал кожу, дышать было почти невозможно, и я понимала, что долго не выдержу в этом аду.

А «хозяину» все было до лампочки. Он вытащил из тазика веник, уткнулся в него своим детским личиком и громко фыркнул.

— Фу-у-у!.. Чего дальше, Матильда? А дальше париццы будем. Любишь баньку-то русскую? А? Не лю-у-убишь, дура ты. Не знаешь, шо это такое. Ща-а-ас вот узнаешь.

Сейчас я, скорее всего, должна была узнать, каково падать в обморок с верхней скамейки полка. И хорошо, если шмякнусь на ведра с водой, стоящие у меня в ногах, а не в котел с кипятком. Впрочем, до него бьио далековато. И меня от него отделял карлик, который в этот момент встал раком, выставив мне на обозрение свой красный сморщенный зад, и, нагнувшись над кипящим котлом, полез в него ковшиком. Из левой руки он по-прежнему не выпускал пистолета. Уж слишком опасной я казшгась ему, даже в бане…