В вагонах первого класса было теперь по четыре места в купе. До сих пор помню, как троица вошла в купе, где четвертое место занимал веселый грузин… то есть я.

Одного вида троицы хватило бы для ареста. И у мужа, и у его брата были испуганные глаза и офицерская выправка. Но великая княгиня держалась молодцом. Как я узнал от служанки, именно она уговорила этих двух ничтожеств попытаться уехать. (И вовремя… Если б остались, отправились бы к нам в ЧК.)

Все я спланировал… Как только отъехали, разговорился с ними, потом сказал:

– Учтите, поезд останавливается на каждой станции. Проверки документов будут частыми. У вас все в порядке с документами?

– Все! – заторопился муж великой княгини.

– Тем лучше, – кивнул я и вышел из купе. Громко позвал проводника. Проводник, естественно, был нашим сотрудником.

И они услышали разговор:

– Если будут проверять, скажешь, едут инженеры с мандатами. С ними тяжело больная женщина, просьба не беспокоить.

– Не извольте волноваться, никого не допущу в купе.

Я вернулся.

– Как вам это удалось? – удивилась княгиня.

– Старым российским способом. Денежки!

Уже на третьей станции раздались голоса. Это мои латышские стрелки изображали «проверку документов». И проводник грозным голосом объявил:

– Едут товарищи инженера с мандатами, они мне предъявили, не велено беспокоить!

На лице княгини было восхищение.

Именно тогда я сказал:

– Я хочу вам представиться: князь Д., готовый служить вам, великая княгиня, как все честные люди.

Надо было видеть ее лицо… Сначала страх, потом… счастье! Она отвыкла от таких слов. В дни революции ненависть к свергнутой династии была всеобщей.

Но муж, видно, мне не поверил. Через некоторое время он заговорил:

– Как мы вам рады, князь! Сейчас я вас вспомнил! По-моему, мы встречались с вами в Тифлисе во дворце великого князя… – (Николая Николаевича, наместника на Кавказе), – не так ли?

– Никак нет, – ответил я, – не имел чести прежде быть с вами знакомым. И прошу вас более меня не проверять… Ваша подозрительность вполне понятна, но не разумна. Если бы ваши подозрения были правильны, я давно сдал бы вас в ЧК.

Великая княгиня одобрительно закивала, я ей нравился.

Поезд шел медленно. Почти на каждой станции входили солдаты и матросы. Но проводник их не пускал. Мои попутчики слышали, как он заявлял:

– Сюда нельзя! Здесь инженеры с мандатами и тяжело больная женщина.

И эти люди из прошлого верили, будто матросы и солдаты, приходившие проверять документы, были столь чувствительны к дамским болезням, что соглашались пройти мимо нашего купе.

На самом деле, произнеся свое заклинание, проводник показывал удостоверение ЧК и знаками приказывал проходить мимо.

Окончательно подозревать меня мои попутчики прекратили незадолго до пограничной станции Орша.

Я знал (их служанка донесла в ЧК), что супруг великой княгини придумал взять с собой револьвер. И условился с латышскими стрелками устроить обыск в нашем вагоне незадолго до Орши.

Когда поезд подходил к станции, они услышали громкие грубые голоса. Я прислушался и молча выскочил из купе. Вернулся, объявил:

– Это латышские стрелки. К сожалению, они войдут в купе, несмотря ни на что!

– У нас нет документов, – прошептала великая княгиня.

– Им плевать на документы, латыши обычно ищут оружие…

Надо было видеть побледневшее лицо ее мужа.

Я как бы заметил его волнение:

– Если у вас оно есть, немедленно отдайте мне. У меня фальшивые солдатские документы…

Вот так я в очередной раз «спас» их. Как же они были мне благодарны! Теперь мы стали неразлучны. В последний час пути я рассказал им о своем путешествии из Тифлиса в Петербург. Как удалось бежать от матросов, арестовавших меня на улице. И как жену мою забрали в ЧК и там расстреляли. Великая княгиня плакала… Короче, к концу пути князь Д. превратился в друга великой княгини…

Мы высадились в Орше. Кратко расскажу дальнейшие перипетии.

У них не было ни документов, ни украинской визы. Для меня это не составляло проблемы. У нас на границе в Орше имелся свой украинский комиссар, и по этому «коридору» мы беспрепятственно въезжали в Украину.

Но у них был адрес еврея, который переводил нелегально через границу. И пока они искали его лавочку, я послал к нему своих людей… Они поговорили с ним. Когда же появились мои горемычные спутники, он отказался их перевести.

Вот тогда я предложил новым друзьям положиться на меня и самим отправиться к границе. Они согласились. Я нашел извозчика.

Лошади остановились у дощатого забора, который и был границей. У него стояли бесчисленные повозки и бессмысленно бегали, суетились желавшие пересечь границу люди.

Рядом с забором находился деревянный сарай, возле разгуливал высокий хлопец в солдатской форме и в офицерской фуражке, из-под которой торчал рыжий чуб.

Великая княгиня отправилась уговаривать его пропустить нас всех без документов. И чудо – он согласился!

– Он не выдержал испытания красотой, – пошутил я.

– Да нет, я просто молилась, пока шла…

Естественно, это был свой человек – первое звено «нашего коридора» в Украину.

Он пропустил нас всех за забор. Там начиналась нейтральная зона, и за нею уже – кирпичный забор, колючая проволока и огромные ворота, за которыми прохаживались немецкие солдаты.

Чтобы пройти через эту немецкую заставу, требовалась украинская виза. Ее у них, естественно, не было.

Я стал упрашивать великую княгиню «попытать счастья у украинского комиссара».

– Вдруг опять случится чудо?

Но великая княгиня перепугалась слова «комиссар». Она предпочла немецкого командующего. И отправилась к нему.

Тщетно русская аристократка умоляла немца-офицера, чьи предки столетиями служили при русском дворе. Просила сжалиться, выпустить ее и спутников – офицеров, которым грозит гибель от большевиков. Но педантичный немец упрямо соблюдал правила: если у нее нет украинской визы, он ничего не сможет сделать без согласия украинского комиссара.

– Но комиссар попросту отправит нас обратно в Петроград! Что нам делать тогда?

– Тогда, госпожа, вам надо будет вернуться в Петроград, – сказал немец.

Она возвратилась совершенно разбитая. Я вновь посоветовал ей сходить к комиссару.

– Он все-таки русский, хоть и украинец. Клянусь, он не выдержит блеска ваших глаз.

– Вы еще можете шутить!

Обессилевший голодный муж уже умолял ее плюнуть и вернуться назад. Потерянный, жалкий, он сидел на земле у телеги, рядом расхаживал молчаливый брат. Но она решилась.