Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрейлейн Браун, по всей видимости, получила что хотела, но вряд ли это соответствовало ее ожиданиям. Ведь ее окружали подобострастные слуги, красивые адъютанты фюрера, его надутые ставленники, прихлебатели и жены высокопоставленных нацистов, не скрывающие своей неприязни. Стало быть, мало союзников в лагере Гитлера. Доверять она могла только своим старым мюнхенским друзьям, которых знала с детства и приглашала в гости на несколько дней, а то и недель, когда те могли оторваться от суеты семейной жизни. Герта Шнайдер, подруга и наперсница всей ее жизни, проводила на «Горе» так много времени, что позднее ей и двум ее маленьким дочерям отвели небольшие апартаменты.
Генриетта фон Ширах делилась наблюдениями: «Ева вела себя в Бергхофе очень тихо. Она не принимала участия в разговорах, не задавала вопросов, кроме как о том, какой фильм они будут смотреть вечером. Она ничего не просила, поэтому покупка подарков всегда была головной болью для Гитлера, пока он не поручил это Борману. Борман выбирал недорогие украшения из полудрагоценных камней и невзрачные картины». С Бормана станется. В Оберзальцберге вечно толпились гости, но если намечались важные официальные визиты, Ева должна была уезжать или весь день сидеть в своей комнате. «Он не потерпел бы, чтобы ее, эту женщину, заметили». Остракизм досаждал Еве, и она стала «раздражительной, капризной, язвительной; она начала жаловаться». Фрау Миттльштрассе, экономка Бергхофа в более поздние годы, куда уравновешеннее в суждениях:
Ева была милая, приятная мюнхенская девушка, но она соблюдала дистанцию. Те, кто принял и полюбил ее, могли прекрасно с ней ладить. Я старалась помочь ей во всем: когда она покупала платья, шляпы. Но не туфли, нет. Туфли она заказывала итальянские, во Флоренции у Феррагамо.
Удивительно, пожалуй, что обувь Евы, как и Гитлера, чинил местный сапожник господин Козиан — католик, а следовательно, один из тех, с кем Борман запретил всем на «Горе» иметь дело. Ева игнорировала запрет.
В мемуарах, написанных через десятилетия, после того, как она поступила на службу в Бергхоф в 1941 году, Анна Плайм размышляла о жизни Евы на «Горе»:
И что только она там делала целыми днями? У меня сложилось впечатление, что когда Гитлер отсутствовал, она часто говорила с ним по телефону. И все же только сестра и друзья хоть как-то скрашивали ее существование, поскольку вообще-то ей больше и вовсе нечем было себя занять. Она не была Гитлеру женой, так что он не мог показывать ее людям; наверное, тяжело ей приходилось, когда он находился в Бергхофе, а ее отсылали с глаз долой. Но по-моему, она так боготворила Гитлера, что готова была пожертвовать всем ради него, даже отказаться от положения его супруги. Как бы там ни было, превозносила она его до небес и при каждом удобном случае восторгалась его прекрасными голубыми глазами. (Меня они тоже завораживали.) Сейчас я уверена: она никогда не сомневалась, что Гитлер рано или поздно женится на ней. Это правда, что Ева Браун жила запертой в золотой клетке… определенно. С одной стороны, она почти не имела возможности покидать Бергхоф, правда, с другой стороны, там она получала все, чего ни пожелает, в избытке. Абсолютно все.
На первый взгляд жизнь в положении любовницы Гитлера не казалась такой уж тяжелой. Какое-то время она опьяняла. Оберзальцберг был окружен озерами, лесами, горными тропинками — отличное место для спортивных упражнений, в которых Ева преуспевала и находила море удовольствия. Она могла часами загорать, гулять с собаками, собирать полевые цветы. Приятные способы провести время, но недостаточные, чтобы полностью занимать ее. Стосковавшись по компании своих друзей, она могла вернуться в Мюнхен посплетничать или поглазеть с подружками на витрины магазинов. Только здесь она позволяла себе расслабиться, устраивать вечеринки в своем маленьком домике, ходить в кино или театр, слушать новые пластинки и танцевать под них, изучать гороскопы — свои, друзей и кинозвезд, примерять наряды и макияж. Ева теперь могла купить все, что захочет, и со временем начала хотеть многого.
В сентябре 1936 года нежелательная огласка угрожала положить конец доверчивому неведению немцев касательно частной жизни их фюрера. Французская желтая газета Paris Soir разразилась статьей про Адольфа и Еву под заголовком «Женщина Гитлера». Пройдясь по его отношениям с Гели, сестрами Митфорд и Лени Рифеншталь, автор заключил: «В настоящий момент фавориткой, несомненно, является Ева Браун, дочь мюнхенского учителя. Гитлер отказался от всех остальных женщин ради нее». Ее дядя Алоис описывает свою реакцию на эту статью:
Я чуть не упал со стула! Наша маленькая Ева! Невозможно! Это не может быть правдой! Прелестное дитя, которой я помогал решать задачи по математике, для которой я написал столько сочинений, чтобы спасти ее от очередного порицания из школы за неприготовленные уроки; которая, глубоко проникнувшись набожностью своей бабушки, каждый вечер усердно читала молитвы перед сном? Я со всех ног бросился к телефону — звонить кузине Фанни. (Мой отец приходился братом ее матери, Йозефе Кронбургер.) Фанни ужасно возмутилась, когда я сказал ей, что только что прочел Paris Soir и что я потрясен и очень рад, что она скоро станет тещей фюрера. «Что за вздор!» — оборвала она; ей и так уже немало досадила эта история. И уж конечно, она не собирается ничего обсуждать по телефону. Если мне так уж интересно, пожалуйста, я могу приехать в Мюнхен и поговорить с ней там.
Так он и сделал. Фритц и Фанни жили все в той же квартире, куда он приходил голодным студентом, — все та же ничем не примечательная чета обывателей из среднего класса. «Ничто не изменилось в их благочинной мещанской жизни». Дальше Винбауэр подробно излагает рассказ Фанни о романе его племянницы Евы с его фюрером. Когда Ева во всем призналась, она сначала пришла в ужас, но, будучи неисправимой оптимисткой, со временем свыклась с этой мыслью. Возможно, Фанни надеялась, что Гитлер все-таки когда-нибудь женится на ее дочери. История ее не слишком расстроила, скорее, раз уж на то пошло, позабавила. Фритц же считал, что его оскорбили, унизили, выставили несостоятельным отцом. Он пришел в ярость. Как бы ни сказалась статья в Paris Soir на семье Браун, на общественное мнение в Германии она не повлияла. Как только стало известно о ее публикации во Франции, власти изъяли весь тираж газеты из киосков и замяли дело.
Земля разверзлась под ногами Фритца в 1934 году (к тому времени Ева и Гитлер уже два года как были любовниками), когда он узнал — неизвестно от кого, возможно, его самого наконец осенило — о «порочной связи» дочери. Ему было все равно, что ее избрал своей подругой сам канцлер, которого боготворит Германия. По его разумению, он не сумел исполнить отцовский долг, и Ева превратилась в «падшую женщину». Алоис продолжает:
Он излил мне душу, но не дома, а в пивной Hofbrauhaus. Там, в тихом уголке на втором этаже, Фритц признался, что он давно заподозрил неладное и то и дело пытался уговорить Еву прекратить эту «идиотскую» дружбу. Он рассказал мне, как бесят его лицемерные замечания друзей и знакомых и как этот бесстыжий «тип» разрушает его семейную жизнь. Кроме того, он поведал мне о письме, которое написал Гитлеру в сентябре прошлого года, с просьбой «держаться подальше» от Евы.