Работа в органах, где он невольно узнавал слишком много об изнанке и тайных пружинах жизни, об изобилии в верховной власти дуралеев и слепцов, не понимающих даже, что происходит в их собственных семьях, где давно уже поселились гниль и тлен, только укрепляла его в мизантропии.

Но окончательно его добило то, что свершилось на его глазах во времена так называемой перестройки и последовавших перемен на обломках обрушившегося советского общества. Негодин, разумеется, ничуть не заблуждался относительно того, что представляла собой коммунистическая власть в самую глухую пору перед своей кончиной. Но все-таки у него были какие-то невнятные мысли, что власть окоченевших в своей слепоте кремлевских старцев когда-то прервется естественным образом, а пришедшие им на смену новые люди будут уже совсем иными, произойдет естественный отбор самых способных… А значит, перемены к чему-то более разумному возможны. Словом, была у него какая-то зыбкая надежда на что-то.

Когда же перемены накатили, даже самые невнятные надежды на лучшее вмиг улетучились. В начавшемся естественном отборе, какой и самому Дарвину не снился, выживали и торжествовали не самые умные, талантливые, порядочные, а прежде всего подлые, злые и наглые. Возникшие вокруг в невероятном количестве доселе неизвестные герои, самодовольные хари и наглые рожи были столь откровенны и отвратительны, что ясно стало: ничего никогда уже не переменится. К тому же государство в бандитские правила игры почему-то предпочитало не вмешиваться. Негодин сделал для себя окончательный вывод: в такие времена всегда надо иметь под рукой подходящее оружие, ни на кого не надеяться, нападать первым. И жалеть тут некого.

И вдруг это непонятное влечение к незнакомой женщине с темными глазами! Смущало не то, что его заинтересовала женщина, это как раз было нормально. Тем более его тип - стройная, светловолосая, с небольшой грудью. Именно к таким его всегда влекло. Удивляло другое - он ясно понимал, что она влечет его не только как женщина, тут влечение какое-то другое, более сложное и глубокое. А значит - опасное.

Приехав на работу, Негодин первым делом навел справки. Сначала установил фамилию, потом залез по своему компьютеру в закрытый для непосвященных раздел, где хранились сведения обо всех сотрудниках «Мангума» и его филиалов.

Екатерина Юрьевна Аристархова, экономист, выпускница МГУ, полгода назад принята на работу в один из филиалов холдинга по рекомендации своей однокурсницы, вдова…

С экрана монитора на него смотрели беспросветно темные глаза.

Память тут же профессионально подсказала: полтора года назад в собственной машине были взорваны академик, директор НИИ океанологии Юрий Дроздецкий и его зять адвокат Аристархов…

Через поисковую систему тут же отыскалась и дополнительная информация. Ясно было, что академика Дроздецкого убили из-за огромного здания института, которое он не хотел уступать даже в аренду многочисленным доброжелателям. Заказчика, естественно, не нашли, хотя после смерти академика его заместитель тут же запустил в здание орду арендаторов. Естественно, за серьезный откат. История была банальная. Зять академика, очевидно, погиб случайно, только потому, что оказался в той же машине. Как сообщила одна из газет, погибнуть могла и дочь академика, но она случайно задержалась в квартире и вышла на улицу чуть позже отца и мужа, чтобы увидеть своими глазами, как взлетает на воздух машина, в которой они находились.

Еще несколько дней Негодин добывал дополнительную информацию, добрался даже до клиники, куда после взрыва попала Екатерина Юрьевна. Гибель отца и мужа она перенесла очень тяжело. У нее случился микроинсульт, оказалась повреждена психика, ее долго мучили головные боли и тяжелые приступы ужаса и необъяснимого, непреодолимого страха. Врачи сделали, что могли, выписали ее практически здоровой, но… Любое сильное потрясение могло сказаться самым непоправимым образом. К тому же она осталась абсолютно одинока. Ее мать умерла, детей у них с адвокатом Аристарховым не было, а родители погибшего мужа, ослепленные горем, почему-то стали видеть в ней чуть ли не виновницу случившегося. Мысль, что их сын погиб, а она осталась жива, оказалась для них совершенно непереносимой. По их разумению, она должна была погибнуть вместе с мужем.

У Екатерины Юрьевны оставались несколько подруг по университету, но у них уже давно была своя жизнь. Правда, одна из бывших сокурсниц смогла пристроить ее в холдинг. Причем с очевидным намеком: а вдруг какой-нибудь из «мангумов» помельче заинтересуется…

Для начала Негодин организовал несколько случайных встреч. Во время необязательных разговоров ни о чем нужно было ясно почувствовать - не противны ли они друг другу физически, не вызывают ли у нее, например, невольного отвращения прикосновения его руки. Он знал, как это важно, ибо женщина буквально в течение нескольких минут первой встречи понимает, может ли у нее что-то быть с этим мужчиной. Это, конечно, не означает, что обязательно будет, но важно увидеть - возможно. Опыты прошли успешно. Во всяком случае, результат не был отрицательным. Больше того, он увидел ее готовность к человеческому сближению, невыносимую, хотя и скрываемую, усталость от одиночества и погруженности в трагические обстоятельства прошлого, из плена которого она хотела, но словно стеснялась выбраться. Судя по всему, нужен был лишь человек, который протянет ей руку…

Тут как раз подвернулся очередной праздник местного значения - день образования холдинга. Торжества закатили в лучших традициях российских нуворишей - в Подмосковье сняли дом отдыха вместе с номерами, рестораном, банями и всем прочим, что там было. Гулять планировалось всю ночь. Кроме поп-звезд, приглашены были стриптизеры и стриптизерши на любой вкус, и нетрудно было представить, что начнется в номерах, саунах и бассейнах, когда все окончательно перепьются.

Когда народ стал подбираться уже к откровенному разврату, Негодин взял Екатерину Юрьевну за руку и предложил покинуть сию цитадель порока, хотя обычно он на подобных мероприятиях цепко следил за происходящим - люди становились открыты и откровенны и внутренняя ситуация в холдинге становилась предельно понятной. Она согласно кивнула, и уже через несколько минут они катили в Москву на его машине. И тогда он вдруг ясно увидел, какой она была до того самого взрыва - раскованная, знающая себе цену, обаятельная женщина, от рождения принадлежащая к элите общества. Он почувствовал, как у него перехватило горло.

Когда они въехали в город, он спросил:

- Куда едем?

- А какой у нас выбор? - легко спросила она в ответ, чуть заметно улыбаясь каким-то своим мыслям. - Есть варианты?

- Могу отвезти вас домой, - сказал Негодин, понимая, что вот сейчас, совсем скоро жизнь его переменится окончательно.

- Ах, кто бы знал, как я устала от этого дома! - вздохнула она. - Остаться опять одной…

Ее неожиданная откровенность и прямота даже несколько обескуражили его.

- Мы можем поехать ко мне, - сказал он наконец, глядя на дорогу. - Я живу один. Кофе, чай, фрукты, вино - в наличии.

- А мороженое? - засмеялась она.