— Что за заболевание у девочки? Адрес матери не дадите, чтобы мы смогли вам помочь? — достал визитку благотворительного фонда, которую дала мне Надя перед поездкой в Москву.

Интересно, Хованская знала о подмене детей?

— А ты не из депутатов, случайно? К выборам готовишься? Ходят у нас тут всякие без конца, подписи собирают, спрашивают чем помочь. Только кроме слов ничем не помогают. Бросят подачку и все!

— Адрес, — с нажимом попросил я. — Или иду в другой дом.

Хованская поднялась на ноги и взяла с холодильника ручку и тетрадь.

— Ну если поможешь, на выборах за тебя проголосую. Как твоя фамилия-то?

Она протянула мне листок с адресом, который наспех написала на клочке бумаги. Я взял его и, развернувшись, направился на выход. Следовало снимок девочки попросить, но я находился в таком состоянии, что едва ногами передвигал. Да что там даже соображал заторможено, а перед глазами почему-то стояла картинка: как маленькая белокурая девочка, точь-в-точь копия Нади жила в этой грязи и нуждалась в квалифицированной помощи специалистов, заботе и ласке матери, а ничего этого не получала.

Вернулся в машину, сжимая в руках листок бумаги, и долго смотрел перед собой не в силах собраться. Динар молча завел двигатель и мы поехали в центр города.

— Жива? — я кивнул. — Мне клещами из тебя слова вытягивать?

— Хованская ничего не знает о подмене детей. Сказала, что отправила дочь-инвалида к матери в деревню, а сама… Ей рожать вот-вот, а дома грязь, бутылки, вонь… От нее перегаром за версту несет.

Динар выхватил у меня из рук листок бумаги, развернул его, прочитал каракули оставленные Хованской.

— Примерно полтора часа езды. Поехали. Сразу все и узнаем.

Максим

— За нами хвост. Черный седан. Придется сделать крюк. В деревне будем не раньше полудня. Сразу бы сказал куда поедем, я выгнал из гаража мотоцикл. Сейчас бы оторвались за считанные секунды.

Люди Хабарова подсели нам на хвост, когда я попросил Динара заехать в офис за бумагами по фонду, на случай, если старушка попадется упертая и не захочет пускать на порог.

— Слушание в суде когда? — спросил он. — Может ему психиатрическую экспертизу назначат?

Эта слежка и внимание со стороны Хабарова и меня сильно напрягали. Шага ступить не давал, как вышел из тюрьмы под залог.

— Через две недели новое заседание. Мне там предстоит присутствовать. Боюсь, что не сдержусь, а ему в итоге понадобится не экспертиза, а вскрытие.

— Брось, — усмехнулся Динар. — Не стоит марать об него руки. У тебя Надя и дети, — он быстро взглянул на меня. — А Наташка? Куча женщин за твоими плечами. Был один, а сейчас вон их сколько стало.

Я шумно вздохнул и потянулся за сигаретами.

— Раз сам заговорил про Наташу… — чиркнул зажигалкой и прикурил. — Ты так ей и не сказал, что я в курсе ваших… — я покачал головой. — Нет, язык не поворачивается назвать это отношениями.

— Не сказал, — сухо произнес Динар и нахмурился. — Наташа — совершеннолетняя девочка. Последние годы своей жизни крутится одна и вполне естественно, что принимает решения ни с кем не советуясь, не посвящает в свою личную жизнь других людей. Она боится твоего осуждения. Причина только в этом.

— Осуждения моего боится? А с сердцем разбитым она не боится остаться? А о Ладе она знает? А о женщинах, которых ты меняешь все эти годы пачками, в курсе? Хочешь сказать моя сестра особенная для тебя? Ты же больно ей сделаешь, Динар. А ей потом с этим жить. Я не хочу ставить крест на нашей дружбе…

— Давай, закроем тему. Сами мы разберемся с Наташей. А ты бы свои проблемы решил для начала.

Динара я знал давно, как и то, что мою сестру он бы в обиду никому не дал. Но и с другой его стороной был знаком хорошо: беспринципный, жестокий, местами слишком вспыльчивый. Любил он лишь раз в жизни, а все остальные были для него телами с длинными ногами и однотипными лицами.

Я ушел в себя и вернулся к мыслям о ребенке. Мне бы убедиться том, что эта девочка, к которой я сейчас ехал — наш с Надей ребенок. Уговорить бабушку провести обследование в клинике, и заодно взять образцы для установления своего отцовства. А если все подтвердится? Если девочка окажется моей дочерью? Что я Наде скажу? Если меня так пробрало и выбило почву из-под ног, то что будет с ней? Как эта новость отразится на ее состоянии и беременности? Жизнь неплохо потрепала меня за пять лет, но этот удар был похож на контрольный выстрел в голову. После всех анализов и слов Хабарова я смирился, что наш с Надей ребенок погиб, а сегодня вдруг все встало с ног на голову.

— Если бабка такая же опустившаяся алкоголичка, как и Хованская, в доме грязь и бутылки, то я буду вызывать опеку и оформлять все через суд, — твердо заявил я. — Даже если ребенок не мой.

— В любом случае все теперь только через суд и решать. Какая же Хабаров гниль, — разочарованно произнес Динар. — Ничего святого нет в человеке. Если ребенку была необходима помощь… С его деньгами это разве проблема? Зачем детей менял?

— Не знаю. Надя после аварии овощем ведь могла остаться, но выкарабкалась, а потом эта отслойка и кровотечение… Скорее всего он просто испугался. Услышал диагнозы, которые поставили девочке и поменял детей, чтобы снизить на Надю нагрузку. Но избавиться таким образом от ребенка-инвалида… — сердце ныло и болело, когда я об этом думал.

Как ему жилось с осознанием, что где-то росла родная дочь его жены и нуждалась в помощи? Или проще было воспитывать абсолютно чужого для себя ребенка?

— Ну все, кажется, оторвались, — Динар построил новый маршрут в навигаторе и достал сигареты из кармана пиджака. — Парфенов пообещал, что Глеба закроют, а ему выдвинут обвинение. Если все удачно сложится, то я бы забирал Надю и детей, и сваливал куда подальше.

— Я не могу уехать. И ты прекрасно это знаешь. Возможно, я вернусь к ним, как решу свои вопросы. Рано строить планы.

— А если забить на эти вопросы? Ты же по сути ничего не теряешь. С бизнесом помогу. Как все станет поспокойнее, вернетесь.

— Я подумаю. Но не все так просто. Это «вернетесь» может растянуться на десятилетия.

— Подумай, Максим. Потому что здесь вам не дадут спокойно жить.

Через два часа мы были на месте. Я не торопился выходить из машины. Смотрел через окно на обветшалый дом, огороженный деревянным забором. Во дворе было ухожено и чисто. Это вселяло надежду, что Лиде — кажется так назвали девочку? — было здесь лучше нежели с пьющей матерью в квартире, провонявшей перегаром.

— С тобой пойду, — Динар вышел на улицу следом за мной и осмотрелся по сторонам.

Открыв калитку, мы прошли по узкой дорожке к дому и я постучал в окно. Сердце и так билось через раз от мысли, что увижу сейчас недееспособную девочку, но в каком бы состоянии она не была, ее здесь не оставлю.