молодой принц теперь внимательно следил за нами, изредка плавно помахивая своей рукой, разгоняя кольца дыма, мешавшие нас видеть. Он собирался обратиться к нам, но, случайно бросив взгляд на Самоа, внезапно вскочил, бегло сверкнул глазами и дико скомандовал воину убрать этого гостя с глаз долой. На что слуги успокоили его, а Медиа попросил Уполуана уйти.

В то время как все мы были растерянны и удивлены этой сценой, Донджалоло, закрыв глаза, свалился в руки своих девиц. Успокоившись, он глубоко вздохнул и рассеянно огляделся.

Оказалось, что он счёл Самоа полуденным призраком своего предка Марджоры, узурпатора, лишённого руки в сражении, в котором тот получил свой пояс. Бедный принц: это был один из тех причудливых образов, которыми он наделял разных субъектов.

Медиа сразу же поспешил уверить Донджалоло, что Самоа хоть и не является никаким херувимом, однако состоит из доброй плоти и крови. И вскоре король уже смотрел беззаботно; его мономания исчезла, как сон.

Но, всё ещё страдая от эффектов ночного банкета, он вскоре прошептал о дальнейшем желании предоставить его самого женщинам, добавив, что его люди предусмотрели развлечения для его гостей.

Занавески паланкина затем задёрнулись, и он скоро исчез в роще. Путешествие наше продолжилось, прежде чем мы достигли западной стороны долины, где одно из многих небольших деревьев, рассеянных среди рощи, было определено для нашего местожительства. Здесь и расположились мы для приятной трапезы. После неё мы прогулялись дальше, чтобы рассмотреть долину в целом, особенно широко известные дворцы принца.

Глава LXXV

Время и храмы

В книгах о восточном паломничестве в обложке из благородной старой парчи и в добрых старых фолиантах путешествий Хеклайта, Тевено, Рамусио и де Бри мы читаем о многих великолепных старых азиатских храмах, очень долго создававшихся. И правдивый Гуденсия ди Лукка даёт поразительное повествование о времени, употреблённом на возведение громадного, из «трёхсот семидесяти пяти» колонн, Храма Года где-то за Ливией, где число колонн действительно соответствовало дням2, а расположенные вокруг него концентрические зоны из дворцов рассекались двенадцатью великими авеню, символизирующими знаки Зодиака, радиально исходящими из центра купола дома – солнца. И в своём диком восточном рассказе о себе Марко Поло говорит нам о том, что Великий Могол начал строить свой дворец удовольствия в таком имперском масштабе для того, чтобы у его внука было много хлопот при его завершении. Но это не повод удивиться всему этому: большие башни отбирают много времени для своего сооружения. И так со всем остальным. И то, что в конце концов оперилось, должно быть, долго пребывало зародышем. И продолжительность этого не в будущем, а в прошлом; и вечное вечно, потому что оно существовало, и хотя мощный новый памятник был построен сегодня, то это говорит только о длительности строительства, потому что его блоки стары, как солнце. Это не пирамиды являются древностью, а вечен гранит, из которого они сделаны, который был более древним, хоть и лежал в том же карьере. Для создания вечного мы должны строить из вечного, отсюда тщеславен крик о любой вещи, бесподобно надёжной и новой, и безумен упрёк – ваш гранит происходит из древних холмов. Поскольку мы не боги и не создатели, то идут дебаты, действительно ли всё подавляющая сила сама сможет сделать нечто большее, чем делала по шаблону. Во всей вселенной есть всего лишь один оригинал, и сами солнца должны стремиться к источнику своего огня; и мы у Прометея в долгу за огонь, который будет поддерживать только вечная весталка, склоняясь над ним.

Но позвольте нам отойти от огня к сохранности. Ни одна из прекрасных, стойких к износу тканей, когда-либо существовавших, всё же не выросла, как тыква. Не за день поднялись Золотой дом Нерона, мексиканский Дом Солнца, Альгамбра, Эскуриал, амфитеатр Титуса, насыпи Иллинойса, великие колонны Дианы в Эфесе, величавый Столп Помпея, Парфенон, алтарь в Белью, Стоунхендж, храм Соломона, башни Пальмиры, бастионы Суз, фронтоны Персеполя. Круг за кругом мавританская башенка в Севилье не рванулась ввысь во время однодневной революции; и с момента заложения своего первоначального основания пронеслось пятьсот лет, прежде чем большой шпиль Страсбурга поднялся своими пятьюстами футами в небо. Нет, не был Большой слон высечен за час, и при этом троглодиты не вырывали в Кентукки за солнечный день Мамонтову пещеру, ни творения Трофония, ни пещеру на Антипаросе, ни Дорогу гигантов. И при этом не были выгнуты за один миг подземные коллекторы Этрурии и переброшены воздушные арочные акведуки Нервы во время месячных ид. И при этом Природный мост в Вирджинии не был создан за год; но, согласно геологии, уже стояли, вздымаясь, вечные Грампианские горы. И никто не сможет сосчитать циклы этих вращений, за время которых внутренние осадочные пласты земли кристаллизовались в камень. Ни пик Пико, ни Тенерифе не были высечены в свои обелиски за десятилетие; и при этом так скоро не превратилась статуя Александра в гору Афон. И дворцу Артаксеркса потребовалось целое персидское лето, чтобы подняться, а царскому Ледяному дворцу – длинная московская зима для того, чтобы застыть. Нет, нет: не была пирамида Хеопса выложена за месяц, хотя бы потому, что во время строительства пески, оставленные наводнением, не смогли бы выдержать тяжесть пилонов. Не выросли широкие ветви дуба Чарльза за весну, хотя они пережили королевские династии Тюдоров и Стюартов. Не были части большой Илиады соединены в поспешности, хотя храм старого Гомера должен был поднять свой купол, когда ещё Святой Пётр был легендой. Даже сам человек проживает месяцы до того момента, пока его родитель не посчитает его готовым к рождению; и прежде чем его достойная личность получит свои полные права, двадцать один долгий год по юлианскому календарю должен будет истечь. И вся его смертная жизнь не приносит его бессмертную душу к зрелости, но всё вечное совершенствует его. Да, с предельным почтением, по человеческим понятиям, увеличение доминионов кажется увеличением власти, и день за днём новые планеты добавляются к старому Сатурну, как раз когда шесть тысяч с небольшим лет назад наша собственная Земля стала ещё одной из них в этой системе; таким образом, на примере данного инцидента, и не только его, может ли бесконечность сама по себе быть меньшей теперь, чем тогда, когда старый Альдебаран выкатился с её руки? И если было время, когда эта круглая Земля неисчислимым смертным казалась империей, которая никогда не будет полностью исследована, которая в своих морях сокроет все Индии более чем на четыре тысячи пятьсот лет; если было время, когда этих больших карьеров Ассирии и Рима не существовало, то тогда, возможно, и было время, когда и весь материал вселенной переживал своё Средневековье, когда Невыразимая Тишина, происходя из невообразимой дали, представала островом в море. И это не преуменьшение. Неизмеримые высоты не усилить небесными арками Магомета, и всё пространство вакуума не наполнить обилием, поскольку оно само для себя и есть вселенная.

Таким образом, глубокое погружение в бесконечный туннель Времени делает крылатой душу, которая, подобно козодою, летящему над дикой тропой, находит вечность впереди и позади; и её последний предел – её постоянное начало.

Но даже пущенный вдаль по широкой затопленной сфере голубь Ноя вернулся и взгромоздился на его руке. Так возвращается мой дух ко мне и складывает свои крылья.

Итак, теперь, если время есть самый могущественный Аларих, оно же есть и самый могущественный строитель изо всего сущего. И наставник, и адвокат, и врач, и писец, и поэт, и мудрец, и король.

Да, и садовник, насколько, возможно, оно сможет им быть. Но сначала мы должны вернуться в долину.

Глава LXXVI

Приятное место для отдыха

Тяжёлые условия королевского статуса вполне естественно требуют некоего роскошного вознаграждения в виде жилища, преобладающего среди монархов Жуама, восхитительного, каковым оно и предстаёт; будучи похороненными живыми в своей речной долине, они стремились сосредоточить в ней