— Благодарю тебя, — сказала она. Голос у нее был низкий и нежный, но слова вылетали с шипением, словно змея обрела дар речи. — Какой крас-с-сивый мальчик. Какой с-с-смелый мальчик.

Дэвид отступал, но с каждым его шагом женщина делала шаг к нему, так что расстояние между ними не менялось.

— Разве я не прекрас-с-сна? — спросила она. — Разве я не достаточно хорош-ш-ша для тебя? Давай, поцелуй меня с-с-снова.

Она была Розой, но не-Розой. Она была ночью, не обещавшей рассвета, тьмой без надежды на свет. Дэвид потянулся за мечом, но тут же сообразил, что оставил его на алтаре. Чтобы добраться до меча, надо как-то проскользнуть мимо женщины, а он чувствовал, что если попытается это сделать, она просто убьет его. Женщина оглянулась на меч, будто прочитала его мысли.

— Тебе он не понадобится, — сказала она. — Никогда еще с-с-столь юное с-с-создание не добиралос-сь так далеко. С-с-столь юное и с-с-столь прекрас-с-сное.

Она дотронулась до своих губ тонким пальцем с кроваво-красным ногтем.

— С-с-сюда, — шептала она. — Поцелуй меня с-с-сюда.

Дэвид видел в ее темных глазах свое отражение, погружался в их бездну и понимал: если он послушается, участь его будет решена. Он повернулся на каблуках, перепрыгнул оставшиеся ступеньки и неуклюже приземлился, подвернув правую лодыжку. Было ужасно больно, но он преодолел боль. Прямо перед ним на полу лежал меч одного из мертвых рыцарей. Только бы до него добраться…

Что-то скользнуло над его головой, подол платья задел его волосы, женщина была уже перед ним. Ступни ее не касались земли. Она висела в воздухе, красная и черная, кровь и ночь. Она больше не улыбалась. Губы ее приоткрылись, обнажив клыки, а рот вдруг стал больше, чем прежде, и в нем сверкнули ряды острых зубов, как у акулы. Она простерла к Дэвиду руки.

— Дай мне мой поцелуй, — сказала она, ногтями впившись в плечи Дэвида и устремившись к его губам.

Дэвид потянулся к карману куртки. Его правая рука рассекла воздух, и коготь Бестии прочертил на лице женщины рваную красную полосу. Но из зияющей раны не хлынула кровь, ибо в ее жилах не было крови. Она пронзительно взвизгнула и прижала к ране ладонь. Дэвид ударил еще раз, хлестнув слева направо и сразу ослепив ее. Женщина вцепилась в него ногтями, схватила за руку, выбила коготь Бестии. Дэвид вырвался и побежал к дверям зала, не думая ни о чем, кроме того, чтобы вернуться в непроглядный мрак коридора и отыскать дорогу к лестнице. Но вьющиеся стебли поползли, преграждая ему дорогу, и замуровали его в комнате с не-Розой.

Она все еще висела в воздухе, теперь с распростертыми руками и изуродованным лицом. Дэвид отбежал от дверей и снова попытался подобрать лежащий на полу меч. Незрячие глаза женщины следовали за ним.

— Я чую тебя, — сказала она. — И ты заплатишь за то, что сделал со мной.

Лязгая зубами и хватая пальцами воздух, она устремилась к Дэвиду. Дэвид метнулся вправо, затем влево в надежде обмануть ее и дотянуться до меча, но она была слишком умна и всякий раз преграждала ему путь. Она сновала перед ним так быстро, что казалась мелькающим в воздухе расплывчатым пятном, наступающим и теснящим его к шипам. Наконец она очутилась в нескольких футах от Дэвида. Он ощутил резкую боль в шее и спине. Дэвид стоял, прижатый к шипам, длинным и острым, как копья. Отступать было некуда. Женщина хватала рукой воздух в дюйме от его лица.

— Теперь ты мой, — шипела она. — Я буду любить тебя, а ты ответишь на мою любовь и умрешь.

Она вытянулась и так широко разинула рот, что ее лицо разделилось чуть ли не на две половины. Ряды зубов готовы были впиться в горло Дэвида. Она рванулась вперед, и в самый последний миг Дэвид нырнул к полу. Платье накрыло его лицо, и то, что случилось дальше, он не видел, а слышал. Раздался звук, словно проткнули гнилое яблоко, потом нога пнула его по голове, и все затихло.

Дэвид выкатился из-под красного бархата. Шипы пронзили женщину в сердце и в бок. Ее правая рука тоже была нанизана на шип, но левая осталась свободной и трепетала, в то время как остальное тело застыло. Дэвид посмотрел ей в лицо. Она больше не была похожа на Розу. Волосы ее поседели, кожа увяла и сморщилась. От ран исходил сырой, затхлый запах. Нижняя челюсть отвисла и упала на дряблую грудь. Когда колдунья учуяла Дэвида, у нее задрожали ноздри, и она попыталась заговорить. Сначала голос был так слаб, что он ничего не расслышал. Он наклонился ближе, все еще с опаской, хотя знал, что она умирает. Дэвида обдало гнилым дыханием, но на этот раз он разобрал ее слова.

— Спасибо, — прошептала она, и ее тело провисло на шипах и рассыпалось в прах.

Как только она исчезла, вьющиеся стебли начали вянуть и отмирать, а останки мертвых рыцарей с грохотом падали на пол. Дэвид подбежал туда, где лежал Роланд. Его тело было почти обескровлено. Дэвиду хотелось оплакать его, но слез не было. Тогда он подтащил останки Роланда к каменному ложу и не без усилий водрузил туда. То же самое он сделал с Рафаэлем, поместив его бок о бок с Роландом. На грудь каждому он положил меч и соединил руки на рукоятях, точно так, как у мертвых рыцарей в книжках. Свой меч Дэвид забрал и вложил в ножны, а потом снял с кронштейна один из фонарей, чтобы освещать себе дорогу к лестнице. Вместо длинного коридора с множеством комнат он увидел пыльные камни и осыпающиеся стены. Когда Дэвид вышел из башни, он убедился, что снаружи все стебли и шипы тоже завяли и осыпались, осталась лишь старая полуразрушенная крепость. За воротами, у погасшего костра, его ждала Сцилла. При виде мальчика она радостно заржала. Дэвид положил руку ей на лоб и зашептал в ухо о том, что произошло с ее любимым хозяином. Потом он взобрался в седло и направил лошадь в сторону леса и дороги на восток.

Когда они ехали через лес, вокруг стояла тишина, потому что обитатели деревьев испугались, заслышав приближение Дэвида. Даже Скрюченный Человек, вернувшийся на свой насест на верхушке дерева, теперь по-новому смотрел на мальчика и прикидывал, как использовать к своей выгоде последние события.

Дэвид и Сцилла двигались по дороге на восток. Дэвид смотрел вперед, но мало что замечал. Сцилла опустила голову ниже, чем прежде, словно на свой кроткий и величавый лад оплакивала гибель хозяина. Снег искрился в вечных сумерках, сосульки на деревьях и кустах казались замерзшими слезами.

Роланд умер. Как и мама Дэвида. Он был глуп, вообразив, что она жива. Пока лошадь брела по холодному темному миру, Дэвид впервые сказал самому себе, что никогда и не сомневался в маминой смерти. Он лишь хотел верить в то, что другое возможно. Это как ритуалы, которые он соблюдал во время ее болезни, надеясь, что они могут сохранить ей жизнь. Несбыточные надежды, мечты без всяких оснований, иллюзорные, как голос, заманивший его в это место. Он был не в силах изменить тот мир, который покинул, а здешний мир дразнил его возможностью иного исхода, но в итоге нанес ему поражение. Пора возвращаться домой. Если король не сумеет ему помочь, придется заключить сделку со Скрюченным Человеком. Все, что от него требуется, — это вслух произнести имя Джорджи.