— Конечно, хочу. Не тяни. Хочешь говорить — говори.

— Не сердись, — миролюбиво сказала говорящая тварь. — Однажды это была женщина, даже помоложе тебя, наверное. Я заворожил ее своей музыкой, отвел в укромное место и попытался говорить с ней. Но, похоже, она слишком испугалась, а я был так нетерпелив…

Флейтист замолчал. Тяжело вздохнул. На этот раз Олег не стал его торопить.

— В общем, я убил ее. Уничтожил, как отработанный материал. Сейчас я понимаю, что в тот раз, велев ей выпрыгнуть в окно седьмого этажа, я гораздо больше злился на себя, чем на нее. Злился из-за того, что не мог объяснить ей, насколько это важно, чтобы мы могли поговорить, попробовать понять друг друга. В общем, второй попытки я еще долго не предпринимал.

— Но она была ведь? Так?

— Ну да. Еще одна женщина — мне очень понравилось, как она вела себя в бою. Очень умно. Мне с трудом удалось подчинить ее. Кстати, с ней мы впервые говорили именно в этом гараже.

— Впервые?

— Да. Ее звали Катя, и с ней мы встречались дважды. Я очень боялся этой второй встречи: ведь она могла привести с собой людей, чтобы схватить меня, но она играла честно. А потом… Потом была дурацкая случайность — на обратном пути ее перехватил патруль, хотя я специально подобрал время и место так, чтобы ей как можно проще было меня найти. Ну и…

Он махнул лапой.

— Это все? — спросил Олег.

— Нет, — отозвался Флейтист. — Третьим был пожилой мужчина. И с ним мы говорили гораздо больше, чем с теми женщинами. Я многому научился от него, и мне очень его не хватает.

Пожилой мужчина? Неужели…

— Его звали Лев? — торопливо спросил Музыкант.

— Да, но как ты…

— Такой щупленький, вечно небритый, морщинистый, как сморчок? Постоянно таскал коричневый свитер, даже когда асфальт от жары плавился?

Олег поспешно вываливал на Флейтиста все новые и новые подробности.

— Подожди ты, — досадливо поморщился крыс. — Я даже его фамилию помню. Сверзин. Он, так ведь? Похоже, вы были знакомы?

— И очень близко. Лев Федорович был хорошим человеком.

Точно. И сейчас перед Музыкантом сидел один из тех, кто виноват в его гибели. Даже если лично Флейтист не приложил к этому лапу — все равно он враг. Какие бы слова ни звучали сегодня, он — враг, он — один из беспощадной серой массы, с которой вот уже который год воюют остатки человечества.

И все же…

И все же когда он говорит о том, что ему не хватает Сверзина, он, похоже, не врет.

— Я не знаю, что случилось с ним, — сказал Флейтист. — Однажды он просто не пришел. Я не знал, что думать, и решил, что дело в старости. Ему ведь много лет было.

— Вообще-то, — растерянно произнес Олег, — у нас думают, что его ваши убили.

— Ничего не могу сказать точно. Что знал, то и сказал. Мы с ним виделись регулярно, но однажды я его не дождался. Что бы ты ни думал, я не убивал его. Может, конечно, его тоже перехватил наш патруль…

— Может, — эхом откликнулся Олег.

Конечно. Других вариантов просто нет. Кто из людей поднял бы руку на своего? Еще недавно Доцент доходчиво объяснил глухому снайперу, что граница, по которой разделены «свои» и «чужие», является очень четкой. По одну сторону — люди, по другую — твари.

— Послушай, — задумчиво протянула крыса. — Это похоже на знак.

— Какой знак? — не понял Музыкант.

— Ну, не знаю. Что-то вроде знамения. Мы не только способны понимать друг друга — у нас есть общий знакомый, который каждому из нас не безразличен. Мы связаны теснее, чем ты думаешь.

Олег вдруг разозлился. Уж больно ловко у болтливого Флейтиста все складывалось, все выходило донельзя логичным.

Но так не бывает.

Или бывает?

— Если честно, — почти через силу сказал он, — меня интересует то, что можно пощупать руками. Знаки, знамения — это все слова. У нас, у людей, есть одна проблема: почему именно сейчас с нами сыграна такая шутка? Почему мир отступился от нас и решил, что мы должны исчезнуть?

Крыс опять умудрился пожать плечами:

— Что погубило динозавров, Музыкант? Почему неандертальцы уступили место кроманьонцам? И не надо мне говорить, что кроманьонцы попросту их всех истребили: и тех и других было достаточно мало для того, чтобы не конкурировать из-за ресурсов. На эти вопросы нет ответов — человеческая наука успела только накопить ряд гипотез, более или менее удобоваримых. И все. А теперь вот новая проблема: почему исчезнут люди.

— Не надейся, — криво улыбнулся Олег. — Не так быстро. Признаться, меня мало волнуют философские вопросы. Кто, куда, зачем, как, почему — это все не для меня. Если даже твои выдумки — заметь, не гипотезы, а именно выдумки, потому что подтвердить их чем-то мало-мальски серьезным ты пока что не можешь, — так вот, если твои выдумки верны, я постараюсь сделать все, что от меня зависит, чтобы мы подольше задержались на этом свете. И ответ на вопрос меня интересует предельно конкретный. Если что-то в мире решило бросить нам вызов — то почему оно это сделало и что это за сила. Я — снайпер, если ты не забыл. Я отлично попадаю в цель, бью без промаха, но для того, чтобы не промахиваться, я должен знать, что является моей целью.

— Мы же начали с того, что на этот вопрос нет ясного ответа. Что-то произошло, и нам теперь с этим жить. Ничего не изменить, Музыкант, неужели ты этого до сих пор не понял? Люди, у вас за спиной такой длинный путь, ваш опыт превосходит наш настолько, что даже сравнивать смешно, — так почему вы еще не догадались? Мир уже никогда не будет прежним: нет никакой кнопки, которую можно нажать, чтобы все вернулось. Остается учиться жить иначе, искать себя вновь, в изменившемся мире. В мире, в котором у вас есть конкуренты.

— Ладно. Пусть так. Но почему этими конкурентами стали именно крысы?

— А ты не задумывался, что мы с вами очень похожи?

— Чем же?

— Умением выживать практически в любых обстоятельствах. Способностью использовать размножение для того, чтобы более эффективно отстоять эволюционную нишу. Тем, что и человек, и крыса готовы драться до последнего. Да, крысы были трусливы и предпочитали нападать стаей, но разве про человека этого не скажешь? К тому же даже вы признавали, что загнанная в угол крыса становится во много раз опаснее. Вот тебе мой ответ… Скажи, пожалуйста, — помолчав недолго, необычно тихо спросил Флейтист, — у тебя есть… ну, как это у людей называется… возлюбленная? Любимая? Любовница? Извини, в тонкостях этих вопросов я разобрался плохо. В книгах много непонятного и противоречащего. Извини, что так меняю тему разговора, но ответить на твой вопрос, как ты выражаешься, предельно конкретно все равно не могу.

— Еще бы, — со смешком произнес снайпер, — физика с геометрией куда как понятнее любви. Там все на своих местах, все на своих полочках. А любовь, Флейтист, это такая штука… Да вообще-то это вовсе не штука. Да, у меня есть возлюбленная. Она же любимая и даже, наверное, любовница.