Эмиль направил свою лошадь ближе к Сетти, когда мы приблизились к группе смертных, многие из которых несли большие мешки на спинах и в руках. Уголком глаза я заметила, что он положил руку в перчатке на рукоять своего меча. Рядом со мной напрягся Киеран. Я знала, что он тоже приблизил руку к оружию.

Я открыла им свои чувства и почти пожалела об этом. Все, что я почувствовала — это почти непреодолимую смесь густой озабоченности и страха. Их черты отражали то, что они чувствовали… искаженные лица тех, кому, скорее всего, шел второй или третий десяток лет жизни. Смертные, прожившие столько лет под властью Вознесенных.

Они замедлили шаг, а затем остановились, молча глядя, как мы проезжаем мимо. Их взгляды устремились на меня, а некоторые в толпе были настолько обеспокоены, что проецировали свои эмоции, сгущая воздух вокруг нас. Мне удалось закрыть свои чувства.

После стольких лет, проведенных под запретом, я все еще не привыкла к этому. К тому, что меня видят. Каждый мускул в моем теле словно подергивался под таким количеством откровенных взглядов, и мне стоило всех усилий, чтобы не вздрогнуть.

Я не улыбалась, глядя на них сверху вниз. Не потому, что беспокоилась, что выгляжу глупо… что обеспокоило бы меня в любой другой ситуации, а потому, что мне казалось неправильным, когда никто не смотрел мне прямо в глаза, ни от страха, ни от неуверенности.

Никто, кроме маленького ребенка на краю группы.

Взгляд девочки встретился с моим, ее щека лежала на плече, как я предположила, ее отца. Мне было интересно, что она увидела. Чужака? Королеву со шрамом? Лицо, которое будет преследовать ее во сне? Или она увидела освободителя? Возможного друга? Надежду? Я смотрела, как мать, которая шла рядом с ними, положила руку на спину маленькой девочки, и подумала, не потому ли они пошли на этот риск. Потому что они хотели другого будущего для своей дочери.

— Поппи, — тихо предупредил Эмиль, привлекая мое внимание. Я притормозила Сетти.

Дальше мужчина отошел от бледнолицей женщины, которая держала на руках мальчика, едва достававшего до пояса ее кремового шерстяного пальто.

— Пожалуйста. Я не желаю вам зла, — мужчина говорил густо, слова торопливо слетали с его дрожащих губ. — Меня зовут Рамон. Мы только что прошли Обряд. Меньше недели назад, — сказал он. У меня сжался живот, когда он посмотрел на Киерана, а затем на Эмиля. — Они забрали нашего второго сына. Его зовут Абель.

Мой желудок сжался еще сильнее. Обряды проводились в одно и то же время по всему Солису… когда они действительно проводились. Иногда между ними проходили годы и даже десятилетия. Именно поэтому вторые сыновья и дочери отдавались Двору в разном возрасте. Так же, как и третьи дети, которых отдавали жрецам и жрицам. Я никогда не знала, чтобы два Обряда проводились в один год.

— Абель… он будет с остальными. В храме Теона, — продолжал мужчина. — Мы не смогли добраться до них перед отъездом.

Наступило понимание. Зная, чего он боялся, чего, вероятно, боялись и многие другие в этой группе, я обрела голос.

— Мы не будем атаковать храмы.

Облегчение мужчины было настолько сильным, что пробилось сквозь мои щиты, обдав меня ароматом весеннего дождя. Дрожь сотрясла мужчину и эхом отозвалась в моем сердце.

— Если… если вы увидите его… Он еще совсем малыш, но у него волосы, как у меня, и карие глаза, как у его матери. — Его взгляд метался между нами тремя, пока он стягивал ремни мешка и разрывал его.

Я подняла руку, останавливая Эмиля, когда он начал вынимать свой меч. Не подозревая об этом, Рамон копался в мешке.

— Меня зовут Рамон, — повторил он. — Его маму зовут Нелли. Он знает наши имена. Я знаю, что это звучит глупо, но клянусь богами, он знает. Можете отдать ему это? — Он вытащил пушистый коричневый мех. Маленький, пушистый плюшевый мишка. Оставив мешок на земле, он подошел, нервно поглядывая на Киерана и Эмиля, которые следили за каждым его движением. — Не могли бы вы отдать это ему? Чтобы он мог взять его, пока мы не вернемся за ним? Тогда он будет знать, что мы его не бросили.

Его просьба жгла мне глаза и перехватывала дыхание, когда я брала плюшевого медвежонка.

— Конечно, — прошептала я.

— С-спасибо. — Он сцепил руки вместе и поклонился, отступая назад. — Спасибо, Ваше Высочество.

Ваше Высочество…

Это прозвучало по-другому в устах смертного. Почти как благословение. Я посмотрела вниз на медведя, его мех был потрепанным, но мягким. Черные глазки-пуговки были плотно пришиты. От него пахло лавандой.

Я не была их королевой.

Я не была ответом на их молитвы, потому что эти молитвы должны были быть услышаны задолго до меня.

— Диана, — крикнул кто-то сзади Рамона, и моя голова дернулась вверх. — Наша вторая дочь. Диана. Они забрали ее во время Обряда, несколько месяцев назад. Ей десять лет. Можете передать ей, что мы ее не бросили? Что мы будем ждать ее?

— Мерфи и Питер, — крикнул другой. — Наши сыновья. Они забрали их обоих во время двух последних Обрядов.

Было выкрикнуто еще одно имя. Третья дочь. Второй сын. Братья и сестры. Имена выкрикивались в колючие ветви, эхом разносясь вокруг нас, и выражения Эмиля и Киерана становились жестче с каждым выкрикнутым именем. Имен было так много, что они превратились в хор душевной боли и надежды, но к моменту, когда было выкрикнуто последнее имя, мое сердце сжалось.

— Мы найдем их, — сказала я. И затем громче, когда часть меня глубоко внутри, рядом с этим холодным, полым местом, задрожала, я повторила:

— Мы найдем их.

Я схватила медведя, когда крики благодарности сменились именами… именами, которые я вдруг увидела высеченными на тускло освещенной холодной каменной стене.

— Есть и другие, — сказала женщина, стоявшая сзади, когда мы проходили мимо нее. — У ворот стоят другие, пытаются выйти.

Все эти имена затмили чувство облегчения. Мои плечи напряглись. В горле застрял комок, когда я подтолкнула Сетти вперед. Мне не хотелось думать о том, что заставило Кровавую Корону провести два обряда так близко друг к другу.

И что это означало.

Мы прошли несколько ярдов, прежде чем Эмиль заговорил.

— Я не знаю, что сказать по этому поводу. — Его янтарные глаза были стеклянными. Он прочистил горло. — Два обряда подряд? Это ненормально, верно?

— Не нормально, — подтвердила я, кладя медведя в сумку, пристегнутую к Сетти.

— Это не может быть хорошо. — Его челюсть сжалась.

Нет, не может быть.