– Уведи! Легко сказать, уведи! – буркнул Тревельян, всматриваясь в парившее вверху облачко. – Как же их увести, если портал односторонний? На флаере перевозить? За десять лет не управишься!

Он ехал среди палаток и повозок, шестов с бубенцами и хвостами яххов, старых кострищ и тех, где над огнем висели котлы, среди сотен воинов, сновавших туда-сюда с поклажей или разгружавших телеги; другие спали прямо на земле, хлебали варево или точили оружие, либо, собравшись в тесный круг, слушали песни сказителей. Блуждающих Языков в войске было множество, и их пронзительные голоса временами перекрывали рев животных, шелест точильных камней, звон и лязг металла. Здесь собрались воины двадцати степных племен, но Ивар узнавал лишь тех, кто относился к самым могущественным и крупным кланам: приземистых мускулистых Людей Молота и смуглых Людей Песка, Мечущих Камни с пращами у поясов, свирепых Сыновей Ррита, Зубы Наружу с их огромными челюстями, Белых Плащей в накидках из змеиной кожи, Пришедших С Края, чьи лица были светлее, а плечи поросли темным пушком. Перед Тревельяном расступались, хотя вряд ли кто-то знал о появлении в лагере нового ппаа – вероятно, принимали за вождя средней руки, нацепившего пять колокольцев на рога скакуну. Да и скакун после недавних превращений выглядел лучше некуда; всякому было понятно, что на такой животине ездит вождь или прославленный боец.

Миновав толчею, Ивар оказался у широкой прогалины, что отделяла стан от перекрывших ущелье повозок. Здесь он уже проезжал с Имм-Айдаром, но всадники эскорта заслоняли вид, и разглядеть прогалину как следует не удалось. Теперь перед ним открылась покатая луговина, где бродили десятка три откормленных яххов и, на небольшом холме с плоской вершиной, были разбиты шесть шатров: огромный, крытый шкурами горных кенгуру, и пять поменьше, но тоже весьма просторных. Над большим шатром шесты с бубенцами, хвостами и рогами возносились в таком изобилии, что Тревельян догадался: здесь обитает великий вождь, Брат Двух Солнц и Страж Очагов. Под шестами замерли рослые воины из Мечущих Камни – вероятно, телохранители владыки. Чуть дальше виднелось большое черное пятно, след отпылавшего костра; там стоял на камнях огромный котел, и к нему нескончаемой вереницей тянулись люди, тащили хворост и бурдюки с водой.

Тревельян слез со спины яхха, поглядел, как заливают воду в котел, потом, вытянув руку, ухватил за волосы пробегавшего мимо шас-га. Рожа у того была устрашающей: узкая, как клин, с пастью от уха до уха и губами, не закрывавшими внушительных зубов.

– Ты, отродье Каммы, стой!

Воин, узрев важную персону, хрипло выкрикнул:

– Хурр! Мой лоб у твоих подошв. Прикажи, и я буду…

– С камнями подождем. Я Айла, ппаа Белых Плащей, и я хочу знать, что делают эти люди. – Тревельян ткнул в сторону огромного котла. – Великий вождь готовится к пиру? Позовет лучших воинов и каждому даст печень кьолла?

Зубы Наружу уставился на него с удивлением.

– Ты с яхха свалился, ппаа Айла? Через день, на красном рассвете, великий вождь будет вопрошать богов и духов. А пир… будет пир, но не для нас, для Ррита.

– Тут без меня не обойдется, – пробормотал Тревельян, выпустив прядь сальных волос. – Иди, зубастая нечисть. Я доволен и не превращу тебя в ящерицу.

Ослепительный Ракшас скрылся за барханами, и небо потемнело. Гигантский диск Асура казался провалом в огненную преисподнюю, а облака, скользившие по его челу, – лестницей для грешных душ, которых ждут пламя, смола и вилы дьяволов. Из пустыни налетел жаркий ветер, над шатрами и повозками заклубилась пыль, и далеко на юге вспыхнули зарницы и встали черные столбы от земли до небес – должно быть, там бушевала песчаная буря. Лагерь начал затихать; опорожнялись последние котлы, разгружались последние телеги, пастухи сгоняли животных ближе к скалам, подальше от опасных песков. Тревельян направился к своему жилищу, лавируя среди палаток, шестов с бунчуками и лежавших на земле людей.

Колокольцы на рогах трафора зазвенели. Мелодия была не похожа на сигналы связи – видимо, скакун желал что-то сообщить хозяину. Ивар наклонился, прижал ухо к мощной шее и услышал:

– За нами следят, эмиссар. Двое.

– Кто?

– Люди Сувиги. Я зафиксировал всех в том месте, где разбиты ваши шатры. Эти двое тащились за нами сначала к торговому тракту, потом через весь лагерь к ставке вождя. И теперь едут по пятам.

– Пусть едут, – шепнул Тревельян. – В пустыне мы от них избавимся.

– Мы направляемся в пустыню, эмиссар?

– Не сейчас, ночью. Если помнишь, у нас сеанс связи с базой.

– Я ничего не забываю.

Они вернулись в стан колдунов. Там было тихо – все попрятались в шатры и под телеги, хоть как-то защищавшие от носившейся в воздухе пыли. Пыль скрипела на зубах, забивалась в ноздри, и с каждым порывом ветра ее становилось все больше и больше. Ивар осведомился о прогнозе на ближайшие сутки и узнал, что, по наблюдениям со спутника, на экваторе и в прилегающих районах бушует ураган, но к Поднебесному Хребту он не продвинется. Знойный ветер, вздымавший пыль и песок, был слабым отголоском бесновавшегося на юге самума.

Спутники Ивара, привычные к таким передрягам, безмятежно спали. Кадранга, Тойла-Ац и Иддин развалились в одном из шатров, другой занял Птис, а Тентачи и Дхот-Тампа легли у хозяйского жилища; битсу-акк – с барабаном в изголовье, а Дхот, как положено воину, с топором у правой руки. Во сне он скрипел зубами – должно быть, видел горло Серого Трубача и примерялся, как бы в него вцепиться. Самки спали под телегой, сделав свою работу: котел был вычищен, шкуры в хозяйском шатре выбиты, и на одной из них лежал бурдюк с водой.

Тревельян напился и сплюнул – вода отдавала горечью и затхлой кожей. Но все же о нем позаботились, и он решил, что нужно придумать женщинам имена – скажем, Лаура, Беатриче и Кармен. Вообще-то им не полагалось даже кличек, и в Шестах – то бишь семьях шас-га – они являлись коллективной собственностью взрослых воинов-мужчин. В лагере женщин было немного, большей частью при кострах и котлах, и никаких гаремов, даже у военачальников и великого вождя, Ивар не заметил. Это его не удивляло; в давние годы, во время практики на Пекле, он выяснил, что удовольствие от секса у местных автохтонов очень скромное и не играет той важной роли, что у землян, терукси или осиерцев. К контактам между полами здесь относились, как к сугубо утилитарному занятию, цель которого – продолжение рода.

Сидя между тихо сопевшим Тентачи и скалившим зубы Дхотом, Ивар следил, как кроваво-красный диск Асура медленно и торжественно опускается за край земли. Зрелище было великолепным: над вершинами барханов вспыхивали и гасли алые отблески, небосвод с каждой минутой темнел, солнечный диск, сначала огромный и яркий, превратился в половину круга, затем в нависший над горизонтом сегмент и, наконец, в багряную гусеницу, чье тело укорачивалось, утоньшалось, съеживалось, пока не исчезло совсем. Тьма легла на пустыни и горы Раваны, на земли кьоллов и морские берега, на лагерь и торговый тракт; лишь слабые огни редких костров пытались бороться с мраком. Тревельян прикрыл глаза, инициируя ночное зрение; через секунду-другую он уже мог различить контуры шатров и повозок, нагретых солнцем и испускавших розоватый свет. Тогда он поднялся, сел на спину яхха и направился прямиком в пустыню. Две тени скользнули за ним, но задержались у границы лагеря – кто попадал в пустыню ночью, мог там и остаться, заблудившись в бескрайних песках или угодив на ужин к местным каннибалам.