— То есть ты решил остаться? — жрец произнес эти слова, задумчиво глядя на собеседника.

— Вот именно.

— Но тебе здесь не место. Почему ты не желаешь этого понять?

— Ты лукавишь. Мне не место в том мире, который ты собираешься построить. Это разные вещи. Ты сейчас рассуждаешь как тиран, нарисовавший в своем воображении модель идеального общества и не пускающего в него никого постороннего. Человечество проходило это много раз. А если ты ошибаешься? Не думал об этом? За твои недочеты отвечать придется не только тебе, но и всем, кого я успел узнать и полюбить. Ты ведь ничем не отвечаешь перед ними, кроме собственной жизни. Этого явно не достаточно, и ты это прекрасно понимаешь, однако все же предпочитаешь не думать об этом. Ну, а я другой. Никогда не прощу себя, если оставлю своих близких на произвол судьбы.

— Это твое окончательное решение? — тихо спросил волхв.

— Думаю, что да.

— Как знаешь.

Сказав это, жрец начертил в воздухе странный символ, и Марсель открыл глаза. Медленно поднявшись, он сел на лавке и удивленно оглянулся: рядом с ним никого не было. Неужели ему все это приснилось? Не похоже… Вспомнив о том, что гость говорил о Тарасе и его семье, ученый быстро поднялся и, стараясь ступать как можно тише, раздвинул густую зеленую стену и осторожно выглянул наружу. Первое, что он заметил, было грузное тело мужчины, лежавшего лицом вниз прямо перед входом. Достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что он был мертв — вся его спина была изрублена, и он практически плавал в луже собственной крови. Судя по тому, что она еще не успела впитаться в землю, нападение произошло совсем недавно, всего несколько минут назад. Первым порывом историка было кинуться внутрь, чтобы проверить, остался ли кто-то в живых, однако он сдержался в последний момент. Сложно было предположить, что дружинники, выследившие разбойников, решили бы пощадить кого-то. Тишина, царившая вокруг, только подтверждала его опасения. Удивительно, что он мог проспать такое. Ведь Тарас вряд ли сдался без боя — судя по тому, что он до сих пор сжимал в руке топор, мужик сопротивлялся до последнего. Значит, волхв специально сделал так, чтобы он ничего не услышал. Чем бы он ни руководствовался при этом, Марсель был обязан ему своей жизнью.

Еще раз оглянувшись, ученый окончательно выбрался из своего укрытия и, стараясь не смотреть на Тараса, обошел его и заглянул в дом. Возможно, он все же надеялся на то, что Федору удалось скрыться, но то, что он увидел, заставило его содрогнуться. Внутри все было перевернуто, словно здесь свирепствовал ураган — разбитая посуда валялась на полу вперемешку с остатками еды, стены были забрызганы кровью. Ольга лежала на спине, раскинув руки в сторону и глядя в потолок широко раскрытыми глазами, в которых застыло выражение недоверчивого удивления, а рядом с ней, согнувшись, сидел сын. В первый момент историку даже показалось, что он жив — настолько естественной была его поза. Однако, приглядевшись, он понял, что парень был мертв. С трудом переборов подкатывающую тошноту, Марсель уложил его рядом с матерью и закрыл женщине глаза. Больше всего в этот момент ему хотелось бежать из этого страшного места, не оглядываясь, но он помнил о том, что его ищут — и, возможно, именно это стало причиной гибели Тараса и его семьи. Конечно, их и так нашли бы рано или поздно, однако сознание собственной причастности к произошедшему заставило его сердце сжаться от жалости. Заставив себя не думать о мертвецах, лежащих рядом, ученый прошел в часть избы, где могли храниться личные вещи покойных. После непродолжительных поисков ему, наконец, удалось отыскать нужный сундук, и, открыв его, Марсель быстро нашел для себя подходящую одежду. Обличье Кирилла было слишком опасным для того чтобы расхаживать в нем по Киевской Руси.

Переодевшись, мужчина остался доволен результатом — теперь он мог легко сойти за местного. Единственное, что его волновало, был шрам, который выделял его из толпы. Неожиданно историку в голову пришла удачная мысль, и он, искоса взглянув на хозяйку, попытался представить, где на ее месте держал бы средства гигиены. Несмотря на то, что на женщине не было заметно ни белил, ни румян, сложно было представить, чтобы у нее ничего такого не было. Потратив на поиски несколько минут, Марсель радостно вскрикнул — в одном из сундуков оказалась шкатулка, в которой он обнаружил несколько небольших коробочек. Задумчиво глядя на белый порошок, он почесал затылок — если замазать этим шрам, будет еще хуже. Если только… Заглянув в остальные коробочки, он добавил в порошок румяна и какую-то коричневатую кашицу, назначение которой было ему неизвестно. В результате получился состав неопределенно цвета, который вполне мог сойти за естественный оттенок. Взяв в руки металлическое блюдо и глядясь в него, как в зеркало, мужчина неуверенными движениями принялся замазывать шрам. Результат неожиданно оказался таким хорошим, что он мысленно похвалил себя за находчивость и довольно улыбнулся, однако тут же, вспомнив о том, где находится, устыдился — сложив в дорожную сумку все, что могло ему пригодиться, ученый вышел за дверь.

Когда Игнат, гончар из Житомира, возвращающийся на телеге с рынка, догнал одинокого путника, который бодрым шагом топал в том же направлении, что и он, тот, обернувшись, помахал ему рукой:

— Здравствуй, добрый человек! Подвезешь?

— А что, садись. Вместе, небось, веселее. Ты куда?

— Да в Житомир.

— Так и я туда же. Только вот я тебя там не видел. По делам едешь, или родня там?

— Не то и не другое. Хочу себя показать, на людей посмотреть.

— Странник, что ли?

— Ну, да.

— Так бы сразу и сказал. Этого добра у нас достаточно, места-то вон, какие красивые.

— А ты — из Киева возвращаешься? Что там нового?

— Да что… А ничего. Князь дурит, народ терпит. Сейчас вот нового врага себе придумал — говорят, всех дружинников на уши поставил, ищет повсюду какого-то грека. В остальном все как обычно, даже лучше. Я-то — вон, весь свой товар сегодня продал, в последнее время такая удача редко выпадает. Я гончар местный. Горшки, кувшины, крынки. Эх, налетай, народ, разбирай! Видать, готовятся к какому-то празднику люди. Может быть, свадьба намечается. Заказали еще, через три дня снова поеду.

— А что за грек? — Марсель сделал вид, что впервые слышит об этом.

— Да пес его знает, — неопределенно пожал плечами Игнат. — Какой-нибудь бедняга, который нашему князю не угодил. Но когда я уезжал, его еще искали, так что, возможно, он успел унести ноги.

— И часто такое здесь происходит?

— Да уж не редко. Но раньше было чаще, в последнее время Владимир как-то остепенился. Уж не знаю, что тот грек ему сделал, раз он так рассвирепел и за старое принялся.

— Отходчивый?

— Чего?

— Отходчивый, говорю, князь?

— Э, нет, брат, — усмехнулся мужик. — Этот долго обиды в памяти хранит. Помню, один воевода его чем-то задел, так тот целый год ждал удобного случая, чтобы отомстить. И когда тот уже и думать забыл об этом случае, приказал удавить его. Конечно, народу сказали, что он во сне умер, но мы-то не дети малые, все понимаем. Так-то.