Ну, не любую… но для Крысиного Короля твоей веры с избытком хватит. Сильно подозреваю, что и на Аргадона бы хватило. Молитва? Да чего она стоит без искренней веры? Набор бессмысленных слов, и только‑то.

Храмовник вглядывается в меня, а глаза у него прозрачно — голубые, совсем как небо в ясную погоду. Чистые — чистые. И очень теплые.

— Тебя что‑то гнетет, дитя Света?

— Да, — решаюсь я. — У меня тяжко на душе…

— Расскажи о своей беде, и может быть, я сумею помочь тебе. Ибо ноша, на двоих разделенная…

— Вряд ли. Из‑за меня пролилось много крови — и прольется еще больше.

— И это нельзя остановить?

— Боюсь, что нет. Если я оставлю все, как есть — и не запачкаю рук, то многим людям будет плохо.

Еще бы.

Дариола, что ли, с ее менестрелем править будут? Второй Абигейли Раденор точно не выдержит! Развалится, а где распад — там война, там голод, болезни, смерти…

— Не много ли ответственности ты берешь на себя, дитя Света?

— я бы и не брал. Взвалилось как‑то….

Храмовник смотрит пристально, а потом кивает и переключается на принесенное блюдо с едой.

— Ты не хочешь власти. И крови не хочешь. Я вижу, что ты искренен.

— Совет не дадите?

— А есть ли в нем смысл? Ты ведь все равно пойдешь своей дорогой. Тебе не совет нужен, у тебя случилось что‑то плохое — и тебе тоскливо и грустно. Но что бы я ни сказал — мои слова для тебя ничего не изменят.

— Вы же утешать должны, нет?

— Обязан. Только того, кому нужно утешение. А тебе ведь не нужно. Ты прекрасно знаешь, что будешь делать дальше, ты собираешься справиться со всеми врагами… а они наверняка у тебя есть, и своего ты добьешься. Это и неплохо, только не требуй от старого холопа, чтобы он тебе открывал высшие истины.

— А он их знает? — с улыбкой уточняю я.

Служитель был целиком и полностью прав.

— Он знает главную истину. В каждом человеке есть частичка Бога, и в тебе — тоже.

— Если бы вы знали, кто я — вы бы точно так не сказали.

Если не считать Аргадона — богом? Но это уж точно перебор, лопнет демон от такого титула.

— Я могу не знать, как тебя называют люди, но я вижу, что зло мучает тебя. Что твоя душа жива — и она сейчас корчится от боли. Этого достаточно.

— Может, вы меня еще и благословите?

— Нет. Ты этого не хочешь.

— И откуда вы все знаете?

За разговором я расправляюсь с мясом на своей тарелке. Вкусно.

— Да ничего я не знаю, дитя Света. Я просто старый усталый путник, который ищет правильный путь. Единственный мой совет — ищи. Не поддавайся соблазну простых решений, наверняка они где‑то ошибочны.

— Если я вас как‑нибудь приглашу посидеть со мной за бокалом вина и поговорить — вы придете?

— Обещаю. Тебе пора, дитя Света?

— Да, служитель. И… вы сейчас идете в Риолон?

— Да.

Несколько минут я молчу.

А если… Иннис хотя бы получит от меня весточку… нет! Нельзя.

Умер — так умер, ушел — так ушел.

— Нет. Ничего не надо.

— Ты уверен?

— Нет.

— Что ж, я не буду настаивать. Но помни, что дороги рано или поздно замыкаются в кольцо. И то, от чего ты ушел, может встретить тебя за поворотом.

Я невольно расплываюсь в широкой улыбке.

Если бы…

Я сильно подозреваю, что Иннис меня встретит с тяжелой палкой…

Ладно.

Я прощаюсь, расплачиваюсь и выхожу за порог. Теперь Ак — Квир — и столица Раденора.

Мой дом.

Мое королевство.

Алетар Раденор, ты сделал хороший выбор для своих потомков, связав себя с этой землей. Можно найти и потерять любовь, можно порвать свою душу на части, но вот это…

Твой дом, люди, которые от тебя зависят… пока у тебя есть кто‑то за спиной — ты жив.

Я жив.

Ак — Квир отзывается почти сразу. Сидит по — собачьи у дороги, свесив набок уродливую голову.

— Куда теперь, некромант?

— Домой. Хотя… пока не ко мне домой. Поместье Моринаров. Знаешь?

— Ты знаешь. Этого достаточно.

И демон срывается с места. Только пыль взвилась — и исччезла под лучами солнца.

* * *

В столице Раденора, Алетаре, тоже было шумно и весело. Очень шумно и очень весело. Народ перешептывался по углам и готовился к бунту, а в королевском дворце веселились.

Кто‑то еще пиррова, а ее величество уже встала и сейчас приводила себя в порядок. В спальне, кроме королевы и доверенных служанок, присутствовал и Анри Ларьен.

Фаворит, возлюбленный, просто пока еще не любовник. Но это — по понятным причинам. Принцесса должна выходить замуж девственницей — и Дариола ей и вышла. Королева Раденора должна иметь ребенка от короля — и он был. Маги жизни следили за плодом, клялись, что все хорошо, что он развивается нормально, что это мальчик и родится он буквально через три месяца. Может, даже меньше, плод развивается очень быстро — и он крупный и здоровый.

Так что можно чуть подождать — и после родов получить наконец свое в постели. А пока просто быть рядом, наслаждаться взглядами, словами, прикосновениями, самим ощущением близости — это ведь тоже немало. Вот, как сейчас.

Даже спать в одной постели…

Увы, с последним были проблемы. Дариола спала бы, да вот беда — ребенок словно с ума сходил, начиная играть ее внутренностями в мяч. Промучившись пару часов, королева выругала последними словами беспомощных магов жизни — и с тех пор Анри спал в соседней комнате. Но с утра приходил к ней, будил, ласково целуя, приносил свежие цветы из сада…

— Милый…

Дариола посмотрела влюбленными глазами на своего менестреля. Какой же он потрясающий — не чета этому самонадеянному мальчишке, Алексу. Умный, красивый, а какой у него голос… впрочем, тут все влюбленные женщины одинаковы. И эпитеты у них одинаковые, и даже степень одурения примерно совпадает. Розовые очки — они отлично налазят и плохо снимаются. Иногда с такими ошметьями кожи и самомнения, что от головы ничего не остается.

— Ты сегодня просто очаровательна, дорогая.

Анри тоже был великолепен. В голубых шелках, красиво оттеняющих золотые волосы и ясные глаза, подчеркивающих мужественную фигуру…

— Благодарю вас, мой рыцарь. Анри, ничего не известно?

— О короле?

— Ну да…

— Пока ничего. И Приближенный где‑то задержался…