В это время ожидающая появления своей подруги Элеонора хворала в гостинице. Она была несказанно рада известию о прибытии Айседоры, но не могла нанести ей визит лично, попросив заехать к Дункан своего личного врача Эмиля Воссона, которому в результате пришлось лечить двух знаменитых пациенток, целыми днями курируя между Элеонорой и Айседорой и по совместительству исполняя роль почтальона.

Вероятно, именно в это время Айседора начинает привыкать к кокаину, что неудивительно, марафет продавался во всех аптеках и стоил сравнительно недорого. Что же до Айседоры, она не успела отойти от родов и тут же перенесла затяжную болезнь, во время которой лечилась исключительно болеутоляющим. Теперь же она никак не могла поправиться не только из-за того, что болезнь оказалась непосильной для ее хрупкого здоровья. Дункан во все времена слыла физически здоровой и весьма выносливой, теперь же на нее свалилась депрессия. Горден Крэг, который по определению должен был всячески помогать маме своей малютки, человек, понимающий искусство Дункан как никто другой, обижался, требуя, чтобы Айседора бросила дело своей жизни ради устройства его личной карьеры. Она и сама была не против рекламировать Крэга во всех салонах, где ей выпадало танцевать, там Дункан расхваливала его мастерство и талант, превозносила до небес, в единственном желании, чтобы Гордону наконец-то повезло, чтобы он мог зацепиться в каком-нибудь театре, где работал бы, отдавая себя искусству. Но подставить плечо – это одно, а приносить в жертву собственную судьбу – совсем другое.

Айседора оказалась перед выбором – либо быть с Крэгом, отдавая все силы его продвижению, либо танцевать и продолжать заниматься со своей школой. Ай, как бы было хорошо, чтобы каждый из них остался при своем, и они были вместе, но… много раз Айседора решалась признать искусство Крэга более важным и смириться перед судьбой. Обычно подобные мысли приходили ей одинокими ночами, когда она мечтала, чтобы рядом с ней была ее дочка и они вместе ждали с работы Крэга. При этом она находила множество разумных доводов, которые исчезали к утру, точно были сотканы из сплошного наваждения Действительно – бросить танец, сорок уже подросших и готовых работать на сцене дунканят? Которых она, кстати говоря, официально удочерила, дав свою фамилию68, а следовательно, откажись Айседора от школы, всех этих девочек ждал бы сиротский приют. Так как связи с их биологическими родителями, если таковые и жили на свете, были утрачены.

Наконец, чтобы поддержать Айседору, в Ниццу приезжают ее мама с Дердре в сопровождении Марии Кист. Их приезд немного развеял Айседору, заставив ее хотя бы ненадолго отвлечься от проблем с Крэгом и заняться бытовыми потребностями своего семейства. Для начала, как минимум, снять дом, в который они вскоре все вместе и переехали. Наконец-то, она может пожить как простая, не имеющая других жизненных целей, нежели опекать собственное семейство, женщина. Каждый день они подолгу гуляют, рассуждая о пустяках и практически ни о чем не мечтая. Но и это безмятежное существование вскоре нарушается настойчивыми телеграммами и телефонными звонками импресарио. Необходимо срочно выезжать в Голландию. Контракт есть контракт.

И. делать нечего, Айседоре снова приходится переламывать себя. Все еще слабая после болезни, подавленная последними известиями о Крэге. нет, она уже привыкла к мысли, что в один прекрасный день он переругается со всем миром и ничего уже нельзя будет поделать. Об отвратительном характере ее любовника знают практически все, кто хотя бы раз имел сомнительное счастье личной встречи с последним. Даже его мать, несравненная Эллен Терри, которая, узнав о внучке, просит Гордона и Айседору заехать к ней в Лондон, даже она не питает иллюзий относительно того, что его взрывной характер хотя бы с годами сделается мягче. Да, Айседора практически уже смирилась с мыслью, что жизнь с Крэгом невозможна, единственное, что остается, – это время от времени встречаться с ним, гулять или выбираться куда-нибудь на выходные, и никогда даже не пытаться жить вместе. Но при этом она отнюдь не равнодушна к тому, что все остальное, свободное от нее время он проводит с новыми и новыми барышнями. Айседора ревнует, хотя никогда в жизни не предполагала, что способна на столь низменное чувство. Скажи ей года три назад, что она будет смотреть на живого человека как на свою собственность, она, пожалуй, сочла бы это дикой шуткой. После рождения маленькой Дердре ее уверенность в необходимости индивидуальной свободы подверглась суровой критике: «Я обожала Крэга, я любила его со всем пылом своей артистической души и все-таки сознавала, что разлука неминуема. Я дошла до того безумного состояния, когда не могла уже жить ни с ним, ни без него. Жить с ним значило лишиться своего искусства, индивидуальности, даже, вероятно, жизни и рассудка. Жить без него значило быть в постоянном состоянии подавленности и испытывать муки ревности, на что, увы, по-видимому, имелось достаточно оснований. Я рисовала себе Крэга, ослепительно красивого, в объятиях других женщин, и видения эти лишали меня ночью покоя и сна. Крэг мне представлялся говорящим другим женщинам о своем искусстве, женщинам, глядевшим на него с обожанием. Он мне снился счастливым с другими, я видела, как он смотрит на них с очаровательной улыбкой, улыбкой Эллен Терри, как он ласкает их, слышала, как он сам себе говорит: «Эта женщина мне нравится. Ведь Айседора, в сущности, нестерпима!» – откровенничает она в своих воспоминаниях.

Дора настаивала на разрыве с Крэгом, такого же мнения придерживались все здравомыслящие знакомые Айседоры, она теряла друзей из-за невыносимого характера Гордона, а время от времени была готова отказаться от своего искусства ради его продвижения. В общем, так не могло продолжаться. Уставшая, измотанная, точно в тумане, Дункан выходила на сцену, понимая, что даже танец не приносит ей былой радости. После выступления одна в чужом городе, ее уже не тянет отправиться в театр или музей, пообщаться с новыми знакомыми. Чтобы хоть как-то поднять себя, она прибегает к услугам марафета, крошечный снежный холмик в ложбинке между большим и указательным пальцем напоминает ей, что сразу после гастролей в Голландии ее ждет закованная льдами Россия… хотя на этот раз она подписала договор не только на посещение столицы и Москвы, но и собиралась поездить по Крыму и Кавказу, но да там тоже зиму ради нее не отменят.

Нет, все это должно рано или поздно закончиться, сколько можно, с детства она только и делает, что работает, работает и еще ждет любви, а любовь… разве положа руку на сердце Горден Крэг – это именно тот мужчина, рядом с которым хотелось бы просыпаться каждый день? Айседора готова поклясться на всех священных книгах, которые только удастся раздобыть, что Крэг – безусловный гений, такой же, как его выдающаяся мать, но любовь к нему сопряжена с непременным страданием и самоотдачей. Она не дает ничего умиротворяющего, и даже ребенок, который должен был бы приносить радость, родился с такой болью, с такой потерей сил, что Айседора до сих пор еще не может отойти от перенесенных страданий.

Ко всему прочему ее тело заметно изменялось, она пополнела, бедра сделались шире, ноги тяжелее, груди больше. В то время тонкие танцовщицы считались дистрофичными, а идеал женской красоты балансировал где-то между Брюлловым и Рубинсом. Но зрителю может нравиться все, что угодно, а танцевать, перетаскивая на себе мясную лавку, – удовольствие, мягко говоря, ниже среднего.