Тот продолжил:

– Ступайте к Бастарду Орлеанскому: он подтвердит ваши права. А потом займите свое место среди нас… На Безотрадном.

Опять наступило молчание, на этот раз более долгое. Ночное непотребство на равнине продолжалось. Слышны были женские выкрики, испуганные или возбужденные, им вторил грубый мужской хохот.

– Расскажи о моей матери. Ты ее хорошо знал?

Изидор Ланфан выглядел и удивленным, и взволнованным. На мгновение он закрыл глаза, потом снова посмотрел на молодого сеньора.

– Наверное, лучше, чем кто другой. Это ведь я выдал ее за вашего отца. Они встретились при Блуаском дворе, одним зимним днем, белым от снега. Она была брюнетка, он блондин; она была взрослая, он – почти ребенок. Однако они полюбили друг друга с первого взгляда. И любили до самого конца.

– Какая она была?

– Девушка из самого простого народа. Пока ее не возвели в дворянское достоинство, состояла служанкой в Вестминстерском замке. Она была самая чудесная из женщин. Красивая. Но если бы только красивая! Она была простой, естественной… и веселой. Такой веселой!

Анн был растроган до глубины души, но собрал всю свою волю, чтобы не поддаться чувствам. Да, «Анн де Невиль» – звучит хорошо. Ему бы понравилось так называться. Взять себе имя, которое его мать носила до брака. Да, он предпочел бы остаться вместе с Изидором, вновь обретенным товарищем, надежным человеком, наперсником, старшим братом… Однако все это должно быть забыто, бесповоротно и окончательно! Анн покачал головой.

– Не могу. Я должен биться плечом к плечу с простым народом: я поклялся в этом у Гроба Господня.

– У Гроба Господня!

– Во время пасхальной службы…

Изидор Ланфан вздохнул. Возразить было нечего.

– Какого рыцаря теряет Франция…

– Не думай так. Я могу быть не меньше полезен Франции как простолюдин. У меня есть дар слова – надеюсь, по крайней мере, что это так. Я попытаюсь поднять народ.

– Тогда пусть Господь вдохновит вас и даст вам силу убеждения!

Анн улыбнулся.

– Изидор, ты не сказал мне, где находится Невиль-о-Буа…

– Там. Прямо на север.

– Я пойду туда. Стану одним из подданных моей матери. Надеюсь, что там, где она сейчас, ей не придется краснеть за своего сына.

– Монсеньор…

Но Анн уже убежал в темноту, и Изидор Ланфан остался один вместе с Безотрадным.

***

12 октября английское войско появилось перед Орлеаном. Как и говорили, оно было грозным: более десяти тысяч человек под командованием самых замечательных заморских полководцев: Джона Солсбери, Джона Тэлбота, Уильяма Гласдейла и Уильяма Ла Поля, графа Суффолка.

Но и осажденные – пятитысячный гарнизон – тоже были полны решимости. Вместе с Жаном, Бастардом Орлеанским, и Ла Иром там находился храбрый Потон де Ксентрай. Еще молодой, лет около тридцати, весь покрытый шрамами и вечно взлохмаченный, Жан Потон был поначалу всего лишь авантюристом, но проявил столь безумную отвагу, что дофин сделал его своим капитаном и пожаловал храбрецу сеньорию Ксентрай. Да и многие другие отважные военачальники собрались здесь: и южане из провинций, оставшихся верными дофину, и северяне, бежавшие из захваченных врагом областей, чтобы поступить на службу к своему истинному королю: Пьер де Гравиль, Раймон де Вил ар, Жан де Барнер и хирург Жан де Жондуань.

Среди них выделялся военный совсем иного, нового рода – глава пушкарей Монтеклер. Рослый, с черной окладистой бородой, он всегда держался с чуть высокомерным видом, был крайне горд своим особым ремеслом и постоянно предавался каким-то расчетам, в которых никто ничего не смыслил. Он расставлял и наводил свои орудия с тщательностью ювелира. В распоряжении Монтеклера находилась лучшая артиллерия, какую только удалось сыскать: семьдесят деревянных пушек, окованных железными обручами. С удивительной точностью они метали каменные ядра от двадцати до двухсот фунтов весом. Большая часть этих орудий была нацелена на мост через Луару и небольшую предмостную крепость Турель, поскольку Монтеклер был уверен: рано или поздно противник попытается атаковать именно с этой стороны.

Осада не застала жителей Орлеана врасплох. Они готовились к ней уже двадцать лет, со времени убийства их герцога и начала гражданской войны с бургундцами. Крепостные стены, и прежде мощные, были укреплены еще надежнее, и каждый защитник знал свой пост. Обороняющиеся отнюдь не исчерпывались пятью тысячами человек гарнизона! Горожане были готовы прийти им на помощь. Весь город с мужеством и даже воодушевлением собирался противостоять англичанам…

Военные действия начались почти сразу же. Англичане, пришедшие с севера, расположились на том же берегу. На следующий день после своего прибытия они двинулись на штурм одной из стен. Но, разумеется, лишь для того, чтобы оценить боеспособность осажденных, потому что, получив отпор, быстро отступили, сохраняя правильный порядок. Во всяком случае, они получили возможность убедиться в решимости орлеанцев. Горожане, включая женщин, толпами бросились на стены и лили кипящее масло на головы штурмовавших.

Серьезные дела начались 17 октября. Солсбери велел перевести армию на южный берег по наплавному мосту и попытался захватить каменный мост через Луару.

Этот мост имел двойную защиту. Посреди реки он опирался на островок, где находилось первое укрепление, крепость Сент-Антуан, потом достигал берега, где его прикрывало второе – крепость Турель.

Завидев подходящего неприятеля, все боеспособные орлеанцы перешли по мосту в Турель, и на этом пятачке произошло особенно яростное столкновение. Женщины опять отличились: они выливали на атакующих потоки кипящего масла, но этого оказалось недостаточно. Англичан было слишком много, и форт оказался в их руках. Бастард был вынужден дать приказ к отступлению. Он повелел разрушить мост между Турелью и бастионом Сент-Антуан на острове посреди Луары.

Последствия оказались весьма серьезны. Конечно, городские укрепления остались целы, но сообщение с южным берегом, а тем самым и с внешним миром прервалось.

Однако удача или воля Божья – если только не мастерство старшего пушкаря Монтеклера – изменили ситуацию.

24 октября граф Солсбери захотел осмотреть захваченные им позиции. Он прохаживался по дозорному ходу Турели, когда многочисленные орудия орлеанской артиллерии, направленные в ту сторону, дали залп.

Уильям Глэсдейл, находившийся рядом со своим командиром, как раз говорил ему: «Милорд, видите ваш город?» – когда пушечное ядро проломило стену неподалеку от беседующих. Осколок камня угодил Солсбери в голову, и он вскоре умер, не приходя в сознание.

Смерть графа Солсбери стоила победы в целой битве. Это был лучший английский полководец. Его стратегического чутья англичанам потом будет жестоко недоставать. К тому же его гибель нанесла суровый удар по боевому духу войск, в то время как орлеанцев она, наоборот, изрядно ободрила. По городу и окрестностям тотчас же разнесся слух, что это сам Бог поразил графа, чтобы покарать за разграбление церкви Богоматери в Клери.