И вот теперь он сновал меж приглашенных с верным другом – фотоаппаратом «Зенит», болтающимся на груди, подобно ходящему ходуном колоколу на звоннице, созывающему народ к обедне, волоча за собой отрешенную Калерину в ярко-лимонном кримпленовом платье с произвольно разбросанными ядовито-зелеными крокодилами. Тут надо особо отметить, что передвигались эти двое самым что ни на есть престранным образом – извиваясь, изгибаясь, отворачиваясь и неприлично чухаясь в самом недозволенном месте. Народу было много – на свадьбе Любаши присутствовали все те лица, что пировали непонятно по какому случаю в ресторане «Ромашка», за исключением Юриного армейского друга Федора с женой – уж он-то совсем не вписывался в нынешнюю компанию.

Семейство Павла Матвеевича (того самого несчастного брата Зинаиды Матвеевны, что незаслуженно провел восемнадцать лет в сталинских лагерях) топталось рядом с парадным входом. Ирина Карловна – его верная жена – то и дело с треском сморкалась в клетчатый мужской носовой платок. Их дочь Виолетта – диспетчер ДЭЗа, которая, собственно, и порекомендовала Галине Тимофеевне бесплатно отработать три года взамен на квартиру, – все что-то успокаивала своего неразговорчивого, муругого мужа Андрея (наиталантливейшего автомеханика), периодически похлопывая его по плечу – по-доброму, по-матерински. Их дочь Людочка крутилась в толпе, что-то или кого-то высматривая. Скажу лишь одно: Людочке в свои восемнадцать уж очень хотелось замуж – так что она в любом представителе противоположного пола, который оказывал ей минимальный знак внимания, видела будущего супруга, отца своих детей.

Все вроде бы собрались. Тут был и Василий Матвеевич с женой Полиной, и Зинаида, держащая Арину за руку, бросающая злобные взгляды на бывшего мужа и его умалишенную жену. И Геня с Ириной, как всегда, шикарно одетой, с втянутым животом и широкой улыбкой на устах. В отдалении стояло семейство Метелкиных – Парамоновых: Алексей Павлович переминался с ноги на ногу, порываясь все куда-то убежать.

– Стоять! – властно воскликнула Ульяна Андреевна.

– Должно же быть тут у них где-то отхожее место! – возмущался Метелкин-старший. – Что? Теперь уж рабочему человеку и сортир запрещено посещать?

– Ты, Леха, того-этого, подождал бы чуток! – посоветовал Парамон Андреевич.

– Знаем мы тут все, зачем тебе туалет нужен! – разоблачительно проговорила Ульяна и бесцеремонно залезла к мужу во внутренний карман пиджака. – Во! Во! – с нескрываемым удовольствием от верности своей догадки воскликнула она, показывая Авроре и Юрику бледно-оранжевую спринцовку среднего размера.

Екатерина Матвеевна, младшая сестра Зинаиды, которая по сей день работала ночным сторожем на овощной базе, стояла в одиночестве, роясь в засаленной хозяйственной сумке.

В группе с женихом в черном костюме и невестой в воздушном, кукольном платье цвета унитаза в новой, заработанной Галиной Тимофеевной квартире стояли двое мужчин – один низенький, другой высокий, метра под два, – судя по всему, друзья Николая.

– Ой! И кто это там идет? – вдруг прокричала Зинаида Матвеевна. – Никак Миленок! Смотрите, смотрите! Все смотрите! Она не одна! С каким-то парнем! Видите, видите! – Любопытство переполняло ее. Гавриловой сию секунду нужно было знать, кто сопровождает ее племянницу – художницу-плакатистку, круглую сиротку. – Милочка! Здравствуй! – подлетев к ней, заголосила Зинаида. – А это кто? Познакомь свою тетю с молодым человеком! – потребовала она.

– Это Костик, тетя Зин. Константин Зорин. Недавно приехал в Москву.

– Н-да? – недоверчиво переспросила та.

– Да, тетя Зин, меня Константином звать! Мы вот с Милочкой пожениться хотим!

– Ой! Замолчи, балалайка! – смутилась художница.

– А сколько ж тебе лет, Костя? – поинтересовалась Гаврилова – Милочкин кавалер показался ей что-то уж больно молодым.

– Да какая разница, тетя Зин?! Любви-то, ей все возрасты покорны! – тараторил Зорин. Вообще говорил он заливисто, быстро, будто боясь упустить в своей речи нечто очень важное. Костик был действительно моложе Милочки: если той стукнуло недавно тридцать три года, то ему всего двадцать три.

– Ты чо, правда за него замуж собралась? – отведя племянницу в сторону, спросила Зинаида Матвеевна.

– Ой! Ну что вы! Тетя Зин! – краснея как помидор, отмахнулась Милочка. Из щекотливой ситуации плакатистке помог выбраться возглас жениха:

– Всех просят пройти в здание для церемонии! Прошу, прошу!

– Басенка! Ты сегодня такая красивая в этом платье! – нашептывал Авроре на ушко Метелкин, но тут же подозрительно спросил: – А откуда у тебя это платье?

– Златка дала на свадьбу! Идем! – ответила она, и гости проплыли в зал бракосочетаний.

Немолодая женщина с прокуренным голосом и пропитым лицом, в ярко-малиновом платье с огромным до неприличия бантом на шее задавала обычные вопросы брачующимся, потом молодые никак не могли надеть друг другу кольца, перешептываясь.

– Ты что, отекла, что ли? – спрашивал в панике Николай.

– Сам ты опух! Говорила, надо побольше размер брать! – шипела невеста, улыбаясь.

– Что было, то и взяли!

Когда с кольцами было покончено, грянул марш Мендельсона, и вся женская часть в зале заревела белугой – кто-то из них вспомнил свою собственную свадьбу, кто-то убивался, что еще никогда не стоял там, в центре, на коврике в пышном подвенечном платье с прозрачной фатой на голове...

– Зинульчик! Зинульчик! А помнишь, помнишь, как мы с тобой расписывались? – Гаврилов не поленился пробраться сквозь толпу, чтобы растрогать бывшую супругу. – Ты беременная Авроркой стоишь! Тебе уж рожать, а ты...

– Иди ты, Гаврилов! К своей припадочной! – заливаясь слезами, промычала Зинаида Матвеевна.

После того как Любашу и Николая объявили мужем и женой, все выпили шампанского в фойе и отправились в новую квартиру молодоженов.

Там через все три комнаты тянулись разномастные, обдрызганные, неизвестно откуда взятые столы, покрытые разноперыми даже не скатертями, а просто хлопчатобумажными тряпками.

Пока вошедшие нахваливали новое жилище, Аврора сразу обратила внимание на поразительное несоответствие: спиртных напитков на столах было много (поскольку Ивану Матвеевичу продали три ящика водки в заводском буфете по оптовой цене), а вот закуски – крайне мало. Все какие-то блюдечки да креманки с салатиками, рассчитанные больше на детский праздник, нежели на свадьбу с таким количеством народа.

Наконец задвигали стульями. Уселись. Произнесли первый тост чуть ли не хором:

– За счастье молодых!

– За здоровье! – выкрикнула Зинаида, и все жахнули по второй.

– И шоб муж не изменял, как мне Дергач! – провозгласила Екатерина Матвеевна, потребовав для себя красного крепленого вина.

– Костя! Константин! Прекрати пить! – занудела Милочка.

– А чо? Если мозгов нет – тут хоть пей, хоть не пей, не прибавится! – скороговоркой вылепил Костик и опрокинул налитую стопку.