Миха и Воха даже не мечтали, чтобы к ним относились иначе. Они вожделели слышать от других женщин насмешки и оскорбления, жаждали, чтобы ими понукали командным или надменным тоном; они желали плевков в прыщавые лица и ног в сапогах с высокими каблуками на своих спинах.

Если бы в придуманном братьями культе присутствовала такая категория, как «рай», то он бы выглядел точь-в-точь как этот плавучий островок, населенный гордыми и свободолюбивыми фемен.

Близнецы пережили свой катарсис.

Они оказались в раю. Они нужны Старшей, в служении фемен – их предназначение. Они – грязные полуживотные, они – никчемные рабы, они выполнят все, что прикажет Старшая. Им не нужен Ныряющий Корабль, попасть на который грезят многие фемен, им не нужны непонятные интернеты и айфоны, по которым часто вздыхают островитянки. И уж тем более, им не хочется домой. Мамины и бабушкины разносолы, футбол по телику, гантели и штанги в спортивном зале – век бы не видеть, все это – шелуха и не стоит проеденной молью дыры.

Только бы этот волшебный сон не закончился, только бы задержаться на островке еще один день…

И они радовались каждому новому дню. Радовались так, как никто другой в мире бескрайнего океана. Хотя на лицах братьев оставалось обычное сосредоточенно-хмурое выражение, мысленно они были на седьмом небе.

Миха и Воха оставались девственниками. Даже пройдоха и говнюк Карл, которого все не переносили на дух, спал с теми фемен, которые были постарше и не блистали красотой. Красотки были табу, они принадлежали только Старшей. Миха и Воха тоже были своеобразным табу и тоже принадлежали Старшей. На островке, где Старшая стала живой богиней, Михе и Вохе отводилась роль ее духовных мужей, ее монахов в целибате.

Глядя, как Карл карабкается на вершину, Миха проговорил так тихо, чтобы не услышал никто, кроме брата:

– Хоть бы он убился!

– Не смотри вверх, а то заметит, – посоветовал Воха.

Миха поспешно перевел взгляд на играющую серебристыми бликами штилевую гладь океана.

Близнецы боялись «Петуха Гамбургского», как называли Карла за глаза фемен. Хорошо, что в царстве Старшей больше не было других мужчин. Похожий на чукчу из анекдотов Зорро и Отшельник – не в счет. Зорро столь же верно служил Старшей, как и близнецы, а Отшельник медитировал в своем дупле, не показывая носа наружу. Впрочем, носа у Отшельника не было – только ряд похожих на жабры щелей.

Однажды Старшая приказала близнецам проучить Карла. Миха и Воха смекнули, что во второй раз такой шанс выпадет вряд ли, поэтому принялись бить немчуру изо всех своих богатырских сил, намереваясь прикончить. Но у них ничего не вышло: Старшая, словно что-то заподозрив, прервала экзекуцию, как только близнецы разошлись во весь дух. Петух Гамбургский со временем оклемался, ведь сама Жанка – одна из главных фавориток Старшей – ставила ему примочки и отпаивала рыбной похлебкой. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – Карл никогда не простит. Карл – уголовник, он всегда носит с собой нож. И еще Карлу ненавистна сама идея матриархата, он – в воду глядеть не надо – лелеет мечту перерезать горло Старшей, разделаться с ее верными слугами и зажить на плавуне, словно султан.

– Чего он туда полез? – задумался Миха, то и дело поглядывая вверх; вор из Гамбурга уже скрылся за завесой листвы.

– Кхару кружат и кружат, – Воха был на своей волне, он присел на краю собранного из толстых веток помоста, уставился на океан. – Красиво как… А мне снился сегодня снег, – сообщил он и снова столь же неожиданно переменил тему: – Как ты думаешь, бабушка уже умерла?

– Я об этом не думаю, – отрезал Миха.

– Ты становишься, как кхару, – пробурчал Воха, глядя на то, как морские рептилии резвятся возле корней плавуна. – Они тоже ни о чем не думают. Они тупеют, но хоть как-то пытаются сопротивляться этому.

– «Поле чудес», – вспомнил вдруг Миха. – Им бы понравилось. Надо думать и весело.

– Не-а, – качнул головой Воха. – Они не умеют читать и писать.

Миха почесал лоб.

– Тогда «Что? Где? Когда?», – предложил он.

– Не-а, – снова не согласился Воха. – Им бы что-то жизненное.

– Этот фильм… – Миха щелкнул пальцами. – Мама и бабушка смотрели, а нам запрещали. Помнишь?

– «Богатые тоже плачут», – подсказал Воха, покраснев. Ему очень нравилась песня, которая звучала во время вступительных титров.

Миха хмуро кивнул, а затем прижал палец к губам.

По выдолбленным в коре ступеням взбежала Валюха. Некогда такая пышнотелая и неповоротливая, что не могла перебраться с ветки на ветку, а теперь – поджарая и прыткая, как белка.

– Привет, однояйцевые! – бросила она. – Мне к Старшей!

Близнецы переглянулись.

– Я доложу, – Воха двинулся к дуплу.

– Ага, сделай одолжение, дылда, – Валентина привалилась спиной к прохладной коре основного ствола, утерла лоб.

– А что стряслось? – мрачно осведомился Миха.

Валентина стрельнула на телохранителя Старшей глазами.

– Когда у вас прыщи пройдут? – спросила она. – Взрослые мужики, а выглядите так, будто вас борщом облили. Вы, наверное, заразные… Да! Заражаете друг друга.

У Михи мелькнула мысль ответить, мол, ты тоже от Карла не нахваталась бы всякого…

Но он не посмел. Ведь Валентина была женщиной.

– Мы с братом отвечаем за вашу безопасность! – напыщенно проворчал Миха.

– Я вот все думаю, почему это вы, братцы-акробаты, такие гладкобокие, когда остальные худеют? – продолжила Валентина. – Точите втихаря что-то, да? – она прищурилась. – Ох, надеюсь, не человечину!

Миха задумался над ответом. Но тут на помост вышла сама Старшая в сопровождении Вохи и кроткой красавицы Ли, и этот ни к чему не обязывающий треп прервался.

Глядя на Старшую, Миха ощутил сладостную истому. Будь его воля, он бы бросился к ее ногам, обнял бы их, и целовал эти колени, эти щиколотки и икры, поросшие легчайшим восхитительным пушком, эти изящные, похожие на детские, ступни. И за своим занятием он бы не заметил, как прошла бы вечность.

Старшая была старшей исключительно по положению, но не по возрасту. Братья слышали, как их богиня однажды обмолвилась, что третий юбилей она собиралась отмечать в швейцарских Альпах, но вот не сложилось: очутилась дикаркой в тропиках.

У нее были чуть вьющиеся светло-русые волосы, карие глаза с прозеленью, маленький рот, аккуратный носик с едва заметной горбинкой. Загорелая, как и все на этом плавучем островке, но все же не такая, как остальные: даже блики света по-особенному нежно ложились на ее тело.

А еще Старшая написала две книги: одну – о феминизме, вторую – о психологии отношений, которые, несмотря на малый тираж, пользовались огромной популярностью среди читателей пиратских библиотек и пользователей разнообразных торрентов. Старшая имела условный срок за нарушение общественного порядка в Украине, а в России и в Белоруссии она была объявлена персоной нон-гранта.