— У нас нет тайн друг от друга, — сказал Медведев, — мы с Анницей, как одно целое. Анница называет это — двоица, так что говори смело, и ничего не опасайся. Кроме того, ты отсутствовал пять лет и потому не знаешь, что Анница не просто моя жена — она прекрасный воин, и не менее смела и решительна чем я.

— Тогда, если позволите, я расскажу обо всем с самого начала. А начало кроется в далеком прошлом. Рассказывал мне отец, еще в детстве, одно старое предание нашего рода. Слышал он его от своего отца, тот — от своего, и так далее. Тут я должен сказать, что наша семья — то есть все мужчины в ней — испокон веков были новгородцами и занимались ювелирным делом. Суть семейного предания связана именно с этой профессией. Оно гласит, что некий наш далекий предок занимал высокий пост — он был старшиной гильдии всех новгородских ювелиров. И вот каким-то чудом ему удалось прознать, что некогда один человек закупил огромное количество драгоценных камней, такое большее, что даже не возможно себе представить, набил ими шестнадцать кожаных сумок, а потом навсегда исчез с этим богатством, где-то в окрестностях Твери. Никто не знал, того места, где он пропал, но достоверно было известно, что оно никогда и никем не было найдено. Такие истории захватывают воображение мальчишек, и мне долго снились сверкающие драгоценные камни в тяжелых кожаных сумках. Однако, окружающая действительность была совсем другой. Мои родители жили бедно, и хотя отец был добрым ювелирным мастером, ему не удавалось разбогатеть, а потом и вовсе случилось несчастье, которое поставило нашу семью на грань полного разорения. Воры унесли все золото и драгоценности, которые клиенты оставили отцу для обработки. Мой отец, Ефим Селиванов, был в полном отчаянии. Чтобы вернуть долг, ему пришлось бы лишиться нашего дома, всего имущества и то этого вряд ли хватило бы. И вдруг, откуда не возьмись, появился некий человек, который пообещал отцу, заплатить все его долги и, более того, дать денег на новую мастерскую, новые запасы драгоценностей и золото, чтобы он мог, ни в чем себя не стесняя, спокойно работать дальше. За это он потребовал только одного: чтобы отец поменял веру. Однако, речь шла не о мусульманском, не об иудейском, и не о латинском вероисповедании. Это была совершенно новая, иная и очень секретная вера, которую исповедовало тогда еще небольшое количество, скрытых от человеческих глаз, тайных ее служителей.

Медведев и Анница переглянулись.

Медведев весь внутренне напрягся, интуитивно ощущая, что вот-вот сейчас он узнает нечто такое, что все время было где-то рядом, то, что он отмечал глубинным внутренним зрением, но чего никак не мог осознать и определить.

— Суть этой веры заключалась в отрицании Святой Троицы и утверждении, что есть лишь один Бог, который все создал, все видит и все слушает, но не нуждается ни в каких молитвах, потому что ему нет до людей никакого дела, а стало быть, они могут творить все, что хотят. Я был тогда совсем малышом и знаю об этом только из обрывков более поздних разговоров родителей. Отец согласился, и наше жизненное положение сразу же заметно поправилось. Но человеку всегда всего мало. Отец подумал, что он может получить еще больше благ от новых братьев по вере, и рассказал им наше семейное предание. Ему, действительно, дали за это много денег, но потом мне однажды пришлось случайно слышать, как втайне от всех отец плакал и молился своему новому богу, хотя знал, что бог его молитв не слышит — и все же он, должно быть, по старой христианской привычке, просил прощения за свои грехи и среди этих грехов упоминал, что из-за него, или вернее, из-за нашего семейного предания, которое он открыл своим единоверцам, погибли в тяжких муках какие-то люди… Я смутно помню, что упоминались имена Иона и Мария.

Медведев весь напрягся.

— …Но, как я понял из разговоров родителей, — продолжал Ерема, — их единоверцам не удалось отыскать этого сокровища, и они почему-то решили, что оно, быть может, спрятано в глухом лесу, в лагере разбойника Антипа. И вот, чтобы отработать полученные ранее большие деньги, которые, как оказалось, были выплачены отцу напрасно, потому что никакое сокровище не нашлось, нам велели продать все наше имущество и дом, а потом голыми и босыми прийти в лагерь Антипа и просить там, чтобы он нас принял к себе. Для убедительности им придумали такую историю, что вроде бы у меня были еще младшие брат и сестра и что они-де пошли за ягодами и пропали где-то в болотах, окружающих лагерь Антипа. И вот отец и мать стали разыгрывать роль полоумных, которые каждый день ходят на болото и якобы ищут там останки своих пропавших детей. На самом деле, им велено было тщательно обследовать все болота в лагере Антипа в поисках следов, быть может, там спрятанного сокровища — тех самых камней в шестнадцати сумках. В свободное от поисков время отец выполнял для Антипа разные ювелирные и слесарные работы: подделывал ключи, чтобы Антиповские воры могли легко проникнуть в нужное им помещение, изготовлял отмычки, что могут открыть любой замок, а также оценивал захваченные разбойниками драгоценности. Так продолжалось два года. Постоянное пребывание на болотах подорвало здоровье родителей, а сокровище так и не было найдено. Наконец, я понял, что главари тайной веры отказались от дальнейших поисков, а к этому времени в наших местах как раз появился ты, Василий Иванович. Я не знаю, каким образом так быстро и ловко люди этой веры поддерживали между собой связь, но только уже на следующий день, через несколько часов, после того, как ты предложил Антипу покинуть Татий лес, обещав тем, кто с тобой останется забвение прошлых дел и свободную жизнь на твоей земле, родители получили указание: немедленно примкнуть к группе тех, кто остается в Березках и начать наблюдение за тобой. Я не думаю, что отец успел сообщить о тебе что-либо, кроме того, что вы с Картымазовым и Бартеневым отправились на поиски похищенной дочери Картымазова, а в плену в Березках, как тогда называли это место, находится некий Васюк Филин. Примерно через неделю после твоего отъезда появился у нас оборванный, нищий, седой старик, который как я понял, был в этой вере кем-то старшим, потому что отец относился к нему с большим уважением. Старик сказал, что мы должны помочь любой ценой освободить из плена этого самого Филина. Когда мы остались наедине с родителями, я воспротивился этому предательству, говоря: «Как вам не стыдно! Василий Иванович, наш хозяин, принял вас, приютил, дал свободу, если б не он, так пришлось бы вам всю жизнь гнить в темнице за ваше разбойное прошлое, а вы теперь хотите его предать! Отец смутился и вышел из комнаты, а мать стала меня успокаивать и все шептала: «так надо сынок, так надо», и поила каким-то отваром, после которого я крепко уснул. Потом я узнал, что таким же образом она усыпила всех сторожей и вот мои родители вместе с этим нищим и Васюком Филином, который, как я потом узнал, на самом деле, носил имя Степан Полуехтов, унеся меня сонного, в заранее подготовленную на том берегу Угры карету, уехали вглубь Литовского княжества.

— А не помнишь ли ты, как звали этого нищего старца, что пришел к вам без меня? — Спросил живо Медведев, мгновенно вспомнив седого вельможу с тяжелым посохом, одетого в рубище нищего.

— Помню и очень хорошо. Его звали — Симон.

Озарение посетило Медведева.

Симон! Неужели это тот самый Симон, о котором писал Иона: двое юных монахов Симон и Елизар… Неужто Елизар — это купец Бык? Так-так-так… Когда я повстречал его в восьмидесятом году под Новгородом, ему было под сорок, стало быть, в те времена о которых писал Иона… Да-да, тогда ему было примерно восемнадцать-двадцать. Седой, нищий с посохом из-за белых волос выглядел старше, но ему тоже могло быть не больше сорока. Неужели это они? Неужели возможна такая странная тесная связь всех событий. Нет-нет, спокойно… Симонов и Елизаров на этом свете сотни тысяч. Как и Селивановых, которых Иона советовал опасаться… А может, все, что этот парень рассказывает только какая-то хитроумная западня?