Граф Рикард от ужаса застывает на месте, а Тильте, похоже, ещё не успела прийти в себя после встречи с Якобом Бордурио, так что ясно, что вся ответственность лежит на мне, в этот момент как раз и возникают сомнения во вселенской справедливости — ведь мы уже было решили, что шторм позади, а тут вдруг опять поднимается ветер.

Один из секретов крайнего нападающего состоит вот в чём: приходится много играть на грани офсайда — выжидаешь, как кот, но при внезапной разрезающей передаче следует вырываться вперёд, ещё до того, как мяч успевает оторваться от травы. Именно так я сейчас и действую. Ещё до того, как Свен-Хельге, Гитте и Синдбад закрыли за собой дверь и успели заметить нас, я тяну Тильте и Рикарда с Вибе в кресле назад, за угол, открываю ближайшую дверь, затаскиваю всех их внутрь какой-то каюты и закрываю за нами дверь.

Когда рассказываешь о столь злополучных событиях, как эти, то очень важно, чтобы тебя не заподозрили в желании просто развлечь читателей, вот почему я пользуюсь любой возможностью рассказать о нашем с Тильте изучении первоисточников высшей мистики. А тут сама собой представляется такая возможность. Ведь в комнате, где мы оказываемся, кромешная тьма, и поначалу я даже не могу найти выключатель. Как тут не вспомнить о том, что большинство духовных тяжеловесов, живших после изобретения электричества, говорили, что если тебе действительно удалось вырваться из тюрьмы, то сравнить это можно с тем, как будто к тебе в дом вдруг провели свет. Прежде ты блуждал в потёмках, теперь в любой момент можешь щёлкнуть выключателем — и будет праздник.

Я никогда не скрывал, что так далеко мы с Тильте ещё не продвинулись. Но у нас есть ощущение, что мы находимся на верном пути, чему мы и получаем сейчас подтверждение: я нахожу выключатель и включаю свет, после чего всё, что нас окружает, начинает во всех отношениях выглядеть лучше.

Мы оказываемся в гинекологической клинике, которая, как я уже говорил, была устроена на судне для гарема прежнего владельца «Белой дамы». Перед нами две кушетки, такие, как обычно стоят в кабинете врача, стальные столы с мойками, белый кафель на стенах, операционная лампа под потолком, стеклянные шкафы со сверкающими инструментами, закреплёнными чёрными резинками на случай качки, а на вешалке висит белый халат.

Граф с Тильте всё ещё не пришли в себя, а в коридоре я слышу звук приближающихся шагов. Человек, чувствующий большую уверенность в высшей справедливости, возможно, остался бы на месте, наслаждаясь всей этой атмосферой, но ко мне это не относится. Я срываю с вешалки белый халат, к счастью, он такого покроя, что застёгивается на спине, оборачиваю им Вибе, засовываю её шляпу в мусорное ведро, а волосы заправляю под маленькую белую шапочку, которая также имеется на вешалке. На столе стоит коробка с масками, которые надевают хирурги, я вытаскиваю одну из них и закрываю Вибе рот, и в довершение вешаю ей на шею стетоскоп.

В итоге получается не так уж плохо. Конечно же, трудно представить, что кому-то захочется попросить такого врача удалить ему мошоночную грыжу. Но если особенно не вглядываться, то для представительских целей Вибе вполне сгодится.

Никто особенно к ней и не приглядывается, когда, предварительно постучав в дверь, в комнату входят Свен-Хельге, Гитте и Синдбад.

Хотя мы имеем дело с тремя умнейшими и глубокими личностями, нет ничего удивительного в том, что они ошарашены. Ясно, что никто из них прежде не встречался с графом Рикардом Три Льва, и уже один его смокинг из серебряной парчи и камербанд могут заставить всякого усомниться в собственном здравом рассудке. К тому же понятно, что в нынешнем одеянии они нас с Тильте не узнают, но всё-таки им кажется, что они нас раньше где-то видели.

Неудивительно, что в этой сложной ситуации они обращаются к самому авторитетному лицу в помещении.

— Доктор, — обращается Гитте к Вибе, — вы случайно не знаете, кто занимает первую каюту по этому коридору?

Тут граф Рикард пробуждается к жизни.

— Это моя каюта, — отвечает он.

Гитте, Свен-Хельге и Синдбад пристально смотрят на графа. У них накопилось много вопросов. Гитте задаёт тот, который напрашивается в первую очередь.

— Почему там стоит гроб?

Тильте отдохнула на скамейке запасных, теперь она снова на поле.

— По совету судового врача Рикард будет играть рагу для покойной. Чтобы поддержать её в посмертном состоянии.

Теперь Свен-Хельге, Синдбад и Гитте смотрят на Рикарда с живым интересом и симпатией. Потому что если что и роднит великие религии, так это убеждённость в том, что недавно умершему необходимо протянуть руку помощи.

— Доктор, — говорит Гитте. — Мы очень признательны вам за вашу заботу. И мне бы хотелось воспользоваться случаем и обсудить с вами вопрос о жизни после смерти.

Тильте выпрямляется. И открывает дверь в коридор.

— Врачу предстоит серьёзная операция, — говорит она.

Серьёзные операции снимают все вопросы. Синдбад и Свен-Хельге выходят. Но Гитте уходить не хочет.

— Это исключительная возможность, — настаивает она. — Продолжить диалог между религией и естествознанием. Вы открытый человек, доктор. Не лишённый скептицизма, но открытый. Я это чувствую.

Тильте провожает Гитте до дверей.

— Может быть, в другой раз, — говорит она. — Доктор никуда не денется. Позже она в любой момент будет готова обсудить с вами все самые животрепещущие вопросы.

♥

Мы с Тильте и Баскером валимся на стоящую в нашей каюте гаремную кровать в форме сердца. Нам ясно, что сегодня вечером у нас нет никаких сил оттаскивать Вибе к её гробу — пусть уж лучше Рикард в клинике исполнит ей несколько музыкальных тем. Пожелав доброй ночи Рикарду, мы съели все канапе до последнего. Мало сказать, что мы утомились — мы чувствуем смертельную усталость и готовы к последнему причастию.

Но в голове безостановочно вертятся мысли. В этом-то и беда. Научные изыскания, в том числе и наши с Тильте, свидетельствуют о том, что все великие мистики считали людей фабриками по производству мыслей, на которых никогда не останавливаются машины, и при таком беспрестанном шуме невозможно понять, можно ли будет в тишине услышать хотя бы первые слова ответа на действительно серьёзные вопросы, например, почему мы появились на свет и почему мы снова должны его покинуть и почему сейчас кто-то колотит в дверь?

Дверь открывается, на пороге стоит граф Рикард Три Льва со своей архилютней.

— Не хочу оставаться один, — объясняет он. — Кажется, она наблюдает за мной. Мне был дан знак, мой внутренний уровень рекомендовал мне отправиться спать к вам.

Баскер лежит между мной и Тильте. Мы бы никогда не стали пускать животных на кровать, но Баскер не совсем животное, он что-то вроде человека. Мы отпихиваем его в сторону, освобождая место для графа.

— Я вообще-то очень старался, — оправдывается Рикард. — Попурри из песен Миларепы, лучшие византийские песнопения с горы Афон, послания Раманы Махариши Аруначале. Но она никак не реагирует.