Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И Аэтелль расстроится, — добавил оруженосец Люнан.
Да что ж они тут все такие благородные?!
Бросив недовольный взгляд на магов, которые вели себя совсем не как маги, я схватила невменяемого березку за руку, развернулась и собиралась было уволочь белого за собой, но стоило развернуться, как нос уткнулся в блестящую пуговицу! После чего морда холодно произнес:
— Госпожа Герминштейн, я все понимаю, но не кажется ли вам, что неразборчивость в связях не красит даже черную ведьму?
Мне захотелось взвыть!
Запрокинув голову, мрачно посмотрела на господина мэра и зло предупредила:
— Колдану.
Вместо того чтобы убояться праведного гнева черной ведьмы, морда в ответ выдал:
— Переживу.
У кого-то глаз задергался. Во имя Тьмы, почему черная ведьма опять должна нервничать?!
— Да я вас… да я вас… — дыхания от злости не хватало, — да я вам грозу в спальне каждую ночь устраивать буду!
— Ничего, — голос морды был убийственно спокоен, — я два года провел в тропическом лесу, опыт проживания под проливными дождями имеется.
У кого-то задергался и второй глаз.
— Господин мэр, уйдите с дороги! — у меня уже не было времени на угрозы.
— Госпожа ведьма, не стоит заводить, детей, пусть даже это будущая черная ведьма, от нелюбимых мужчин, пусть даже белых магов.
Альфред, которого я цепко держала за руку, застонал, вздрогнул всем телом… Тьма, действие заклятия начинало ослабевать.
— Господин мэр, — у меня появилось желание разреветься от досады, — прекратите мне указывать! И вообще, шли бы вы со своей моралью к себе в… мэрию!
И как подтверждение моего предложения, со стороны сада раздалось кокетливое:
— Господин Вегард, где же вы?
Голос принадлежал белой магине. Криво усмехнувшись, кивнула в сторону входа, и уже тише посоветовала:
— Идите, господин мэр. вас ждут. Заждались уже даже. Хорошая партия.
Белые магини вообще на брачном рынке очень ценятся, и не только потому, что с изрядным приданным. Они за смертных только вторым браком выходят, но от белых магов в первом браке так натерпятся, что своих смертных мужей любят безмерно, преданы им, о доме заботятся, детей, правда, не рожают. Потому что полукровки под запретом жестким у белых. Впрочем, у черных тоже.
— Господин Вега-а-ард! раздалось уже ближе.
— Идите, господин мэр, — почти издевательски протянула я, — белые не любят ждать.
Морда медленно прищурил глаза, затем с глухой яростью в голосе ответил:
— Прекратите мне указывать, госпожа ведьма.
В этот момент мне захотелось отпустить руку уже гораздо более ощутимо дрожащего Альфреда и высказать некоторым все, что в о них думаю, но…
Мы, черные, народ расчетливый, а у меня имеется конкретная проблема — рожа! И ее нужно решать, а для мести время и позже найдется.
Опустив голову, посмотрела на пуговицу, которая опять упиралась мне в кончик носа, тяжело вздохнула и прошептала:
— Айе энтранс!
Черный смерч ворвался на площадь, разбрасывая цветы, что вырвал из женских причесок, фонарики, которые украшали деревья и саму мэрию, поднимая тучи принесенной с побережья пыли, гомон встревоженных птиц и туман, на мгновение окутавший площадь.
А когда туман развеялся, меня и Альфреда на площади уже не было.
Потому что в тот момент, заперев дверь лавки на засов, я бежала вверх по лестнице, одной рукой удерживая на буксире опоенного магией белого, а второй стремительно расстегивая платье. Ибо сколько у меня времени, я совершенно не знала. Нет, по идее, если рожа сообразит о случившемся, ловушки того на некоторое время задержат, вот только на какое?..
А потому, втянув белого в свою спальню, я торопливо сорвала с него плащ, нагрудник, камзол, рубашку и толкнула полуголого Альфреда на постель. Следом на пол полетело мое платье, туфли, нижняя сорочка, и сиганув на кровать, я торопливо укрыла нас с магом одеялом, а после…
А после наступило блаженство.
Натуральное, непередаваемое, чувственное блаженство…
Ведь что может быть приятнее, чем страдания белого мага из ордена, на которого, ко всему прочему, у одной черной ведьмы имелся зуб?! Причем вполне обоснованный.
Для начала раздался рев «ТЕЛЛЬ!» перекрывший гул веселящегося на балу народа и даже музыку.
А затем самый лучший из звуков — треск обвалившегося порога и повторный рык «Телль» но уже из зарослей посаженной в яме злодейской крапивы Ммм… это как получить все подарки на смертовство в свое единоличное распоряжение — блаженство да и только.
— Ммм, — застонал Альфред, на груди которого я вольготно и крайне недвусмысленно устроилась.
— Наслаждайся, березка, у нас интимный процесс продления черноведьминского рода, — сладко прошептала я ему на ухо.
Совершенно напрасно, потому что к этому самому процессу маг попытался перейти, но… не по регламенту все это. Пришлось еще чуток колдануть, чтобы прыть у некоторых поубавить. К слову о регламенте — обернулась к своему платью, грудой ткани лежащему на полу, тихо выругалась, а затем, протянув руку, указала на него пальцем, щелчок и оно стало самым что ни на есть регламентированным нарядом. Призадумавшись, щелкнула повторно — и окно задернулось плотной тканью, в подсвечниках вспыхнули свечи, волосы мои приобрели прокрашенный черный цвет, губы заблестели от помады, белье почернело и стало кружевным, на столе возникли бутылка, бокалы с вином, из которых якобы пили. Вот теперь обстановка более-менее соответствовала черноведьминскому кодексу.
В следующее мгновение рухнула дверь в лавку.
Я поняла это даже не по треску, шуму и звуку разбитого стекла, а потому как разом взвыли камышовые коты. Именно коты, а не те духи, которые в них вселились. Соответственно ворвавшимся был рожа.
Рядом натужно сопел березка, которому после моего небольшого магического вмешательства, снился тот самый процесс, а внизу раздалось боевое «Мааааау!».
Следом взбешенное:
— Телль!
И коты ринулись в атаку.
Почти сразу в полу возник торс Дохрая и мой дух хранитель вопросительно на меня посмотрел.
— Так чтобы коты не пострадали, — ответила я.
Дохрай вскинул нарост, который ему вполне заменял бровь.
— Ладно, уже можешь пускать, пока эта рожа мне всю лавку не разнесла, — сдалась я.
Щелкнула пальцами.
Альфред судорожно дернулся и обмяк, погружаясь в гораздо более глубокий сон. Я же уютно устроилась у него на груди, с самым блаженным выражением на лице. Мне действительно было очень хорошо сейчас.