— Что ж, ловлю тебя на слове, следующую ночь ты проводишь у меня.

На самом деле опознать меня на фотографии Эрика довольно сложно.

Фотка сделана сверху, от изножья кровати, когда я перевернулась на живот. Строго говоря — на фотке и видно-то только мою руку, несколько прядей волос, разметавшихся по белой подушке, и удачно облепившее мою фигуру одеяло. Концептуальненько, однако… И хрен меня опознаешь, разве что по родинкам на плече, но кто в инсте будет приглядываться? В общем, удалять эту фотку можно, только если конкретно встать в позу, а этого мне вроде как и не хочется.

— Может, тебе это не очевидно, но я знаю, что такое приватность, вишенка, — язвительно роняет Эрик, а затем текучим плавным движением поднимается, — я в душ. Захочешь извиниться — можешь заглянуть ко мне. Так и быть, мы договоримся насчет исправительных работ.

Нормально. Он меня без разрешения нафоткал и мне же извиняться?

Венчик бьется в кастрюле, взбивая яйца для омлета, а я — медленно пригораю, будто это меня взяли и с размаху булькнули на перегретую сковороду.

Я? Я?! Извиняться?! Перед ним? Да что он о себе возомнил!

Кто он мне вообще такой? Муж? Не приведи боже! Парень? Да тоже в общем-то, пронесите меня, святые.

Всего лишь назойливый любовник, которого никак не получается выгнать вон.

Эмиль мне хотя бы нравился, у него хотя бы что-то в голове было, кроме тестостерона, а Эрик что? Да, красавчик. И только? И что, я позволю ему с собой так обращаться? Вот еще! Вот сейчас — отнесу ему полотенце и скажу, чтобы выметался из моей квартиры. Да, отличная идея!

Жаль только, с её реализацией так скоро возникают проблемы. Сразу за порогом ванной.

Шторка для ванной? Боже, зачем? Эрик Лусито вообще не догадывается о предназначении таких вещей. И первое, что я умудряюсь увидеть — это поджарый мужской зад. Покрытый густой порослью темных волос.

Мои пальцы отчаянно стискиваются на дверной ручке — я пытаюсь удержаться на ногах. Никогда раньше я еще не пялилась на голого мужчину настолько откровенно. И неотрывно.

Вода… Вода сбегает по лопаткам Эрика, по подтянутым ягодицам, таким восхитительным, что по языку разливается фантомная сладость. Подтянутым.

К нему хочется прикоснуться, прижаться, ощутить вблизи силу этих тугих мышц. Движущимся в странном ритме…

Он дрочит.

Я понимаю это резко и тут же заливаюсь краской до корней волос. Тут же становится понятно все, от напряженной позы, с упором на одну руку, до глухого хриплого судорожного дыхания, такого обычного для мужчины, близкого к разрядке.

Почему, даже поняв это, я не могу оторвать глаз?

Почему я хочу увидеть гораздо больше, чем мне сейчас удается?

Эрик поворачивается ко мне неожиданно, вполоборота, застает меня на месте преступления, заставляет меня даже прекратить дышать.

Сейчас он снова что-то скажет… Какую-нибудь гадость, после которой я захочу его убить, придушить и пинками выгнать из квартиры. У этого парня просто потрясающе прокачано умение выводить меня из себя.

Ничего не говорит. Лишь в асфальтово-серых зрачках Эрика полыхают огненные протуберанцы, в которых я очень даже могу сгореть. Нет, не останавливается. Все так же продолжает наяривать собственной ладонью по члену, глядя мне в глаза.

Я тебя ненавижу, Эрик. Не-на-ви-жу!

За то, что лично я тебе в глаза смотреть не могу, мой взгляд неумолимо сползает вниз на крупный член, такой красивый, такой роскошный…

Который так хорошо меня заполняет…

Который мне, о боже, снова хочется ощутить в себе.

Чтобы это не в ладонь он вбивался с такой дикой силой, а в меня — уже сейчас готовую к этому…

Эрик кончает, глядя мне в глаза. Все так же на минимуме звука, с вероломной улыбкой на губах. Встряхивает ладонь, сует её под лейку душа.

Я словно в замедленной съемке смотрю, как вода смывает с его пальцев тягучие белесые капли. Почему-то я испытываю смутное сожаление, что вся эта сцена заканчивается вот так...

— Ты опоздала, моя ciliegina, поэтому мне пришлось поработать за тебя, — хрипло выдыхает Эрик, улыбаясь настолько похабно, что такая улыбка даже в порно не пойдет.

Ну вот. Я же говорю, он обязательно скажет гадость! Эрик Лусито просто по-другому не умеет.

— Ничего, тебе не привыкать к ручному труду, я погляжу, — я швыряю полотенце на раковину и выскакиваю из ванны под глухие итальянские ругательства.

Нет, пожалуй, лучше сосредоточиться на готовке, а то…

А то еще захочется вернуться в ванную…

Дышать.

Надо дышать.

Вдох, выдох — и моргать пореже, будто у меня под веками отпечаталось обнаженное мужское тело, отбивающее грязный ритм порочного влечения.

Омлет мне не удается, честно скажем. Я слишком мало думаю о куриных яйцах на своей сковороде. О мужских — да. О куриных — не очень.

— Нет, дорогая, в этом ты не выйдешь из дома, — Змею очень хочется закатить глаза. Нет, воистину, сколько терпения нужно иметь, чтобы добиться чего-то от этой упертой… девицы?

Мешковатый темный свитер, синяя аляповатая юбка, тот самый анти-секс, что Эрик на ней видел при их первом столкновении в лифте.

И в этом она собралась не куда-нибудь, а на съемки, в студию своего бывшего. Хотя, если по факту — то все еще текущего мужа, с которым она подала на развод.

Сорвать. Сорвать, изрезать и к чертовой матери сжечь. А Настю завернуть в простыню, всяко симпатичнее будет.

Вот стоит только представить — и сразу хочется претворить эту фантазию в жизнь, аж яйца ноют от возбуждения. Жаль — время поджимает.

Настя набирает в грудь воздуха, явно для очередной тирады.

Бесит.

В руках Эмиля Настя была послушной. Его бы она не посмела проигнорировать, и пришла бы в душ как миленькая, и сделала бы все, что этот свин ей скажет.

Эрика она по-прежнему воспринимала только как противника, вот и сейчас на него она смотрит исподлобья, и чуть ли не ядом готова плюнуть. Из-за чего?

Из-за того немыслимого уродства, которое она снова на себя надела?

Нет, нужно быть дипломатичнее, иначе ничего не выйдет.

— Давай я объясню тебе по-другому, — Эрик перебивает девушку на полуслове, — ты сейчас собираешься к мужу, который тебя предал. Который тебя гнобил и заставил отказаться от танцев. Который тебе изменил с какой-то дешевой maiala[9]. Ты серьезно хочешь, чтобы ваша последняя встреча прошла на его условиях? Когда ты ему проигрываешь, и он этим упивается.