— Никто меня не спасал. Я бежал… Заметил, что у него нет лица, и убежал.

— Полагаю, ты считаешь, что сделал это по собственной воле.

— Там больше никого не было.

— Вот именно. Тебе это не показалось странным? Сколько понадобилось времени, чтобы перетащить тело и снять с него одежду? И никто этого не заметил! Где был охранник? А камеры наблюдения? Даже ночная сестра лежала в отключке!

— Это было… — Понятия не имею, что это было.

— Николай и другие подготовили твой побег из больницы, — сообщает Ванек, — но ты ушел без посторонней помощи и теперь на свободе. И явно очень опасен.

— Он мне не помогал, — твердо говорю я. — Не знаю, где был охранник, но кое-кто там оставался — сестра, например.

— Вероятно, поэтому Ник и побежал к тебе — чтобы ты не закричал и не привлек внимания. Как мы могли знать, что ты первым делом его убьешь? Мы думали, что ты вспомнил!

— С какой стати безликие вдруг стали бы мне помогать?

— А ты подумай! Почему ты можешь видеть безликих, а другие нет? Почему ФБР пытается допросить тебя?

— Они не допрашивали, они… задавали вопросы. Это другое.

— А почему доктор дал тебе столько таблеток?

— Не знаю.

— Почему тебе пытались сделать томографию каждый раз, когда ты слишком близко приближался к истине?

— Не знаю!

— Майкл брось, пораскинь мозгами! Безликие помогают тебе, потому что ты — один из них.

На негнущихся ногах делаю шаг назад, задеваю телефонный аппарат.

— Это неправда.

— Черт побери, ты должен это помнить!

Невозможно. Оглядываюсь, словно рядом скрыт какой-то ответ или путь к спасению, но там ничего нет. Только стены вокруг, удерживающие меня. Становится нечем дышать, словно легкие сжались до размеров горошины. Еще шаг назад, отталкиваю телефон, шнур вылетает из черной дыры в стенном шкафу.

Аппарат больше ни с чем не соединен.

— Майкл, — спокойно говорит Ванек, — оставайся на месте, я сейчас приеду. Жаль, что тебе пришлось узнать это таким образом, но мы думали, ты уже все вспомнил. Иначе как бы тебе удалось найти дом?

Тяну шнур, пока вилка не оказывается в руке. Вот она, передо мной.

— Майкл, если увидишь еще кого-нибудь без лица, пожалуйста, не кидайся его убивать!

— Вас не существует.

— Конечно же я существую.

— Телефонный шнур выдернут. — Подхожу к открытому стенному шкафу и пытаюсь нащупать в темноте розетку. Там ничего нет — вилка ни с чем не была соединена. — Телефон не работает, а это значит, что весь разговор происходил только в моей голове. Вы галлюцинация.

— Если я существую в твоей голове, это еще не значит, что я галлюцинация…

Бросаю трубку и выбегаю наружу. Ночь прозрачна и холодна, звезды слабо мерцают сквозь удушающее свечение городских огней. Ослепленный паникой, бегу к машине, быстро открываю дверцу. Поворачиваю ключ зажигания и чувствую, как оживает двигатель, вонзая в ступни магнитные иголки. Звонит телефон отца, заставляет в испуге вскрикнуть. Подношу руки к вискам, защищаясь от боли, но ее нет, сигнал не причиняет мучений. В телефоне нет аккумулятора.

Это опять Ванек.

Телефон звонит снова, громко и настойчиво, и я выбрасываю его из машины. Меня не волнует, хочет ли Ванек продолжить разговор, — не желаю его слушать.

Я заблудился на пути из пустого района, но всего на минуту. Вскоре нахожу выезд и оказываюсь на улице, следую знакам, указывающим на скоростное шоссе номер 34. Мне необходимо выбраться отсюда — выбраться и никогда не возвращаться. Принимаю таблетку клоназепама. Нужно что-нибудь действеннее, чтобы навсегда избавиться от галлюцинаций. Въезд на шоссе искривляется, направляясь вверх и в сторону от города. Следую по нему; город вытягивается подо мной, словно небеса, полные теней. Звезды внизу ярче тех, что наверху.

— Ты же знаешь, что мне не обязательно пользоваться телефоном, — говорит Ванек.

Он сидит на пассажирском сиденье рядом со мной, и я чуть не теряю управление. Сворачиваю на медленную полосу, руки в ужасе сжимают баранку.

— Уходите! Вас не существует!

— Майкл, повторяю: если я существую только в твоей голове, это еще не значит, что меня нет вовсе.

— То же самое говорила и Люси.

Его голос звучит жестко:

— Пусть Люси отвечает за себя: она — чистая игра воображения. И при этом довольно неубедительная и поверхностная, если уж речь зашла про нее. Я существую.

— Нет.

— Прекрати повторять это! — ревет он. — Я обитаю в твоей идиотской голове много лет, всю твою жизнь. Хотя она и гроша ломаного не стоит, я не позволю выбросить ее на помойку. Я собираюсь сделать из тебя нечто полезное, хотя, возможно, это убьет нас обоих.

— Сделать из меня? Что?

— Что? — Он всплескивает руками. — А ты что думаешь? Себя, конечно. Майкл, ты глупое ничтожество: здоровое тело, в котором находится мозг, совершенно ни на что не годный. Я же — блестящий ум, но лишенный носителя. Ты подумай, что́ я смогу сделать, когда у меня будет твое тело.

— Это… — Меня сотрясает такая сильная дрожь, что кажется, опять начинается поздняя дискинезия. — Это невозможно.

— Самое большое препятствие любой агрессивной силе — это стена, — негромко говорит Ванек. — Либо ты сокрушаешь ее, либо ведешь бесконечную осаду. Но я уже перебрался через нее и бегу по улицам, поджигая и убивая. Единственное, что отделяет меня от тебя, — это твой разум. И откровенно говоря, такая оборона для него непосильна. Он слаб, беззащитен и даже не чувствует разницы между истиной и собственными иллюзиями. Подкрепления ждать не приходится. Кавалерия не прискачет, чтобы помочь тебе выиграть сражение. Это дуэль между тобой и мной.

— Майкл, не слушай его. — Это голос Люси с заднего сиденья, и я опять так вздрагиваю, что едва не пробиваю ограждение шоссе.

— Боже ты мой, — утробно рычит Ванек.

Вернув машину на нужную полосу, бросаю взгляд назад через плечо — на заднем сиденье ободряюще улыбается Люси.

— Майкл, я всегда буду с тобой. Вместе мы его победим.

— У меня на это нет времени, — говорит Ванек. — Ты банальнейшая голливудская фантазия худшего пошиба, самая неправдоподобная из его галлюцинаций, среди которых водонагреватель, который пытается его убить.

— Майкл, не слушай его. Я люблю тебя.

— Ты неосуществимая мечта прыщавого мальчишки, — выплевывает Ванек. Потом он показывает на меня. — А ты самовлюбленный идиот, упивающийся любовью к себе через собственную галлюцинацию. Это отвратительно!

— А вы? — Пытаюсь придумать что-нибудь в противовес услышанному. — Что ваше существование говорит обо мне? Что я себя ненавижу? Что я жирный хамоватый кретин вроде вас?