Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белякова чуть посторонилась с дороги. Она закончила уборку и уже больше часа с невозмутимо отрешённым видом пекла оладьи на старой толстой сковороде. Справа от плиты в глубокой миске вздувалось и вздыхало пышное дрожжевое тесто. Стопка румяных оладушков росла на блюде слева. Тимофей достал «Ессентуки», отхлебнул ледяных колючих пузырьков, и задумчиво двинулся из комнаты.
– Тима! – окликнула она его на пороге.
– Что, Яся?
– Вся наша жизнь – «калейдоскоп обосранных мгновений». Одним больше, одним меньше. Не переживай!
– Сама придумала?
– Не, это из кино.
– Ну, понятно.
– Тима, я – домработница, мне по статусу не положено Шопенгауэра цитировать! Я говорю тебе: «Выдохни, и не страдай!». Красота эта твоя живёт с каким-нибудь утырком?
– Нет, вроде, – с сомнением пожал он плечами.
– Ну и не парься! Ты у меня шикарный юноша на выданье, не мужчина, а тортик с взбитыми сливками! Не торопи девушку! – подбодрила она.
– Спасибо, Яся, – хмыкнул он.
Сделал круг по пустым комнатам, и уселся в кресло в кабинете, тупо глядя в монитор. Почти равнодушно пролистал почту и сообщения. Ничего интересного, за что бы зацепиться.
Можно съездить в Куркино, поглядеть на полтергейст в квартире, сменившей трёх владельцев за два года. Судя по выпискам и справкам из базы, первая хозяйка жилья после смерти пролежала дома одна больше десяти дней, так что неудивительно, что злится. Пусть маются пока, призрак никуда не денется, а через полгода цена тишины станет ещё выше.
Или вот сообщение от участкового: на Большой Серпуховской подрались в маленькой квартире девять человек, идёт жаркий спор о наследстве, родственники перессорились в поисках неведомых ценностей, и дорого готовы заплатить за связь с почившим дедушкой. Но нет гарантии, что покойный захочет пообщаться, и неизвестно, существуют ли эти сокровища. Ничего не хочется.
«Скука, скука, сука, скука! Будешь сидеть дома, тосковать и жрать оладьи! Отлично! Вот тебе и вся твоя жизнь!» – сердито подумал Тимофей.
Но тут на телефоне в прихожей заиграла тема из «Секретных материалов».
2.
От Курского вокзала на электричке до Подольска ехать примерно час, и Николай Шипов приготовился спокойно почитать у окна. Рассказы из сборника «Несвятые святые» шли очень хорошо, у архимандрита Тихона бойкий слог.
Из всей родни осталась только тётка Василиса Матвеевна, младшая сестра отца, ещё крепкая пенсионерка, которую он старался навещать хотя бы два раза в месяц. Сейчас у него отпуск, подгадал в сезон. В мае нет многодневного поста, а рыбу тётушка готовила превосходно, так что отдых намечался более чем человеческий. Лето в этом году снова холодное. Но провести время на берегу тихой реки можно и без купания с загаром.
В Жданово у тётки хороший участок с садом, Василиса Матвеевна продолжала заниматься огородом, сушила яблоки и варила варенье в урожайные яблочные годы. Дом деревянный на каменном фундаменте. Хоть одноэтажный, но с узким погребом и маленьким чердаком-кладовкой, просторный, подключен газ и центральный водопровод.
Николай не переживал за одинокую тётку. Аптека и поликлиника рядом есть, до магазинов прогуливается потихоньку. Подруги-соседки поддерживали друг друга, в гостях чаёвничали, да кухарничали. В хорошую погоду ходили на берег Пахры, устраивали «старушечий девичник» у реки. Туда же, в Жданово, Николай когда-то привозил свою Олю… Больше десяти лет прошло.
Он опустил на колени раскрытую и забытую книгу. Подрясник и рясу давно уже надевал только на службу и официальные мероприятия. В остальное время носил не яркую гражданскую одежду, опрятную, застёгнутую на все пуговицы. Жена раньше тщательно ухаживала за его гардеробом, чтобы всё было чистое и выглаженное.
Они познакомились во время учёбы в духовной академии в Свято-Троицкой Сергиевой лавре. Николай окончил третий курс богословско-пастырского факультета, а Ольга поступила в иконописную школу, хотела писать красоту мира и грезила об иноческом пути. Они много говорили, спорили, не проявляя никаких вольностей в общении. Ему снились её глаза, улыбка и ямочки на круглых щеках.
Николай благодарил Бога за указанный путь и решённую судьбу свою, и, дождавшись двадцатилетия Оли, просил благословения Ректора на вступление в брак. А после уже с чистой душой, будучи женатым на девице православного вероисповедания, ходатайствовал о рукоположении в сан священника. По окончании учёбы они переехали в Подольск, поселились у Василисы Матвеевны в Жданово. Ольга стала получать второе педагогическое образование, хотела преподавать в воскресной школе Троицкого собора.
Шипов подал прошение о зачислении в штат, но семь лет временно командировался в храмы Москвы для совершения богослужений, таинств и церковных чинопоследований. Ольга преподавала декоративно-прикладное творчество в воскресной школе, и работала с детьми в художественной студии. Она обожала своих маленьких учеников, и каждый день просила Богородицу послать ей ребёнка.
Когда Николай стал штатным священником храма преподобного Серафима Саровского в Раеве, Ольга, потерявшая надежду на зачатие, приезжала к чудотворному образу с молитвой об излечении.
Сколько ни ворчала на невестку Василиса Матвеевна, Ольга не обращалась к врачам, не проходила никакого обследования, во всём полагаясь на божью волю. И, видимо, сама не знала о своём положении. Её увезли на скорой помощи прямо с занятий в школе. Острая боль и слабость привели к обмороку. Когда Шипов приехал со службы в больницу, ему сообщили, что жена скончалась в результате разрыва маточной трубы из-за внематочной беременности, большой срок, слишком сильное кровотечение. Если бы она только наблюдалась у доктора…
На похоронах были его тётка и родители Ольги, друзья и знакомые. Николай просто не понимал, что он тут делает, чувствовал себя будто замороженным. И весь тот день со странным удивлением размышлял, спрашивал себя, хотела бы жена, чтобы он сам её отпевал, или нет? А ещё думал, нужно ли так же служить по не рождённому чаду, некрещёному младенцу? И даже когда сухие горсти земли глухо застучали по крышке красного гроба, он не верил в то, что это с ним происходит.
Шипов носил глубокий траур. Смирился со своей потерей. Ведь на всё воля божья, никому не посылается больше того, что человек может вынести. Василиса Матвеевна заботилась о нём, заставляла поесть хотя бы два раза в день, переживала за племянника. Особенно, когда он получил служебное жильё и переехал в Москву.
Раз вечером он был в центре города, передал несколько книг для знакомого. И внезапно захотелось побыть среди людей, коснуться суматохи чужой суетной жизни. Сидя в кафе за чашкой чёрного кофе Николай делал короткие пометки в тетради с мыслями «на память», когда