Потом этот же суд в том же самом документе обращается к царю с ходатайством смягчить наказание до 10 лет заточения. А мотивирует свою просьбу тем, что крепость «выдержала под руководством генерал-лейтенанта Стесселя небывалую по упорству в летописях военной истории оборону»[173], а также тем, «что в течение всей осады генерал-лейтенант Стессель поддерживал геройский дух защитников крепости»[174].

Что же мы видим? «Предатель» руководит обороной, да так, что она поражает своим упорством. «Трус» успешно поддерживает геройский дух защитников! Согласитесь, что-то тут не так. Идем дальше. Известно, что Стессель был помилован Николаем II. Этот факт, кстати, используют в качестве «доказательства» неадекватности царя. Грубо говоря, Стессель – предатель, а Николай – дурак и размазня, предателя помиловавший. Но вот телеграмма участника обороны Порт-Артура штабс-капитана Длусского в адрес Стесселя: «От души поздравляю с освобождением своего любимого боевого начальника». А вот что пишет другой артурец, командир судна «Силач» Балк:

«Вспоминая боевое время, сердечно поздравляю Вас с милостью государя императора». Я привел лишь два свидетельства, но их гораздо больше. В те годы отнюдь не все считали Стесселя предателем. Теперь переходим непосредственно к решению суда. Следственная комиссия, разбиравшая порт-артурское дело, нашла в действиях Стесселя признаки целого вороха преступлений, и обвинение состояло из множества пунктов. Однако на суде оно почти полностью развалилось, съежившись до трех тезисов:

1) сдал крепость японским войскам, не употребив всех средств к дальнейшей обороне;

2) бездействие власти;

3) маловажное нарушение служебных обязанностей[175].

Под «бездействием власти» подразумевалось следующее. В Порт-Артуре генерал-лейтенант Фок в насмешливом тоне критиковал действия не подчиненных ему лиц, а Стессель этого не пресек. За это «бездействие власти» Стесселю потом дали месяц гауптвахты. Третий пункт назван маловажным самим же судом, так что его даже рассматривать не будем. Остается лишь один пункт, причем смотрите внимательно формулировку – тут нет ничего про трусость, бездарность, некомпетентность или предательство.

Вместе с тем считается, что Стессель принял решение о капитуляции вопреки мнению других офицеров, причем в обществе до сих пор бытует убеждение, что крепость могла еще долго держаться. Одного такого проступка действительно достаточно, чтобы заслужить смертную казнь. Вот с этим мы сейчас и разберемся. Незадолго до падения крепости состоялся военный совет, на котором обсуждалось сложившееся положение. Что говорили офицеры, зафиксировано в журнале заседания, и этот документ давно обнародован.

Любой может убедиться, что на совете происходили весьма странные вещи. Один за другим офицеры подробно описывали отчаянное положение крепости, долго объясняли, почему держаться невозможно, но тем не менее призывали продолжать оборону.

Вот характернейшие примеры:

• подполковник Дмитревский:

«Обороняться можно еще, но сколько времени, неизвестно, а зависит от японцев… Средств для отбития штурмов у нас почти нет»[176];

• генерал-майор Горбатовский:

«…Мы очень слабы, резервов нет, но держаться необходимо, и притом на передовой линии…»[177]

Уверяю вас, большинство участников заседания рассуждало в том же духе. Впрочем, на самом деле в этом нет ничего удивительного. Просто никто не хочет прослыть трусом, никто не хочет попасть в ситуацию, когда на него укажут пальцем как на человека, который предлагал сдаваться. В какой-то степени подчиненные подставляли своего командира, который прекрасно видел, что обороняться нечем, а ответственность за непопулярное решение будет лежать только на нем. Между тем абсолютное большинство нижних чинов защитников Порт-Артура под конец осады болело цингой. На этот счет есть данные в материалах следствия[178].

Там же приведены и показания генерал-майора Ирмана о том, что за день до падения крепости на западном фронте снарядов для орудий большого калибра не было вообще[179].

Немногим лучше обстояли дела на Восточном фронте, где, по свидетельству генерал-лейтенанта Никитина, в среднем было по 10–12 снарядов на полевое орудие[180], то есть на несколько минут стрельбы. Причем к этому времени японцы захватили практически все мало-мальски серьезные русские укрепления.

Кроме того, в руках японцев уже была важная высота – гора Высокая, за которую долгое время шли ожесточенные сражения. Захватив и оборудовав на ней наблюдательный пункт, японцы смогли корректировать огонь своей артиллерии и начали топить корабли русской эскадры, которая находилась в Порт-Артуре. Всего защитников крепости оставалось около 10–12 тысяч человек, а госпитали были переполнены больными и ранеными. Между прочим, Стессель потом заявил, что японцы в августе 1904 года через своих парламентеров сказали, что если крепость будет взята с бою, то японские начальники не ручаются за зверство своих войск и возможность повальной резни. Оценив ситуацию, Стессель понял: японцы сообразят, что у русских больше не осталось возможностей для сопротивления. В этих условиях придется принять любое решение, которое продиктует победитель.

Стессель, не тратя времени на формальности, на сбор еще одного военного совета, сыграл на опережение, направив японцам предложение начать переговоры о капитуляции и тем самым добившись относительно почетных условий сдачи. Кстати, впоследствии при Главном управлении Генерального штаба была создана Военно-историческая комиссия, которая подробнейшим образом изучила опыт Русско-японской войны. Результаты ее работы опубликованы до 1917 года, и вот как военные аналитики тех времен оценивают положение Порт-Артура накануне капитуляции:

«Изложение событий 19 декабря показывает, что в этот день японцы одержали крупный успех: на Восточном фронте оставленная нами Китайская стена и упорно оборонявшееся Орлиное гнездо перешли в их руки, на Западном фронте они овладели первой оборонительной линией и оттеснили оборонявшие ее войска к Лаотешаню. Таким образом, к закату солнца 19 декабря линия обороны на Восточном фронте приняла положение, чрезвычайно неблагоприятное для обороны крепости»[181].