* * *

Вот все и закончилось… Хочется лечь прямо на траву и уснуть. Вот сейчас Лапоть добинтует рану на груди и можно…

Глаза Одинца распахнулись сами собой. Да ни хрена еще не закончилось! Какое тут спать?! А кони где? Их же надо поймать! Уйдут, не сыщешь потом, а это их доля, та самая, за которой пошли, ради которой Карась голову сложил! И мальчишек этих чужих сюда тащить надо! А еще. Дел-то сколько, мать честная!

«Врага себе на жопу сыскать любой дурень сумеет. Не с этого ратник начинается, а с того, чтобы суметь в бою выжить. Истинная же доблесть – не победить, а не превратить поражение в погибель для всех. Ну а если победа выпадет, так ее надо еще исхитриться за юбку ухватить, чтоб не ускакала хрен знает куда, а одарила, да приласкала. В воинском деле это тоже умение не из последних. И умение это, что жернов на шее…»

Так вот о чем дядька Лука говорил! Но как же трудно себя заставить заниматься делом, заново трудить и тело, и голову…

– Лапоть! – неожиданно для самого себя заорал Ефим. – Бронька где?

– Вон, у куста валяется!

– Бронька, титька воробьиная! – Одинец, вскакивая на ноги, охнул от боли, но продолжил: – Чего разлегся? Пленных я сюда тащить буду, или пусть там валяются? Не хрен землю жопой гладить! Бери своих и бегом!

Рыжая голова поднялась из высокой травы, широко раскрыла глаза, даже попыталась что-то сказать в ответ, но повторный рык мигом подкинул мальчишку на ноги. Еще через мгновение четверка отроков уже рысила к другому концу поляны.

– Остальные, кто дядьке Игнату не нужен, коней наших берите и мигом сюда чужих лошадей привести! Ну, что встали? Бегом, мать вашу!

Вроде обо всем позаботился. Сейчас только дядьке Игнату надо доложиться. Ох! Даже подходить страшно.

Но выбора не было – наставник сам уже махал ему рукой:

– Давай сюда!

Тяпа с Изосимом Дубцом, вторым по силе среди отроков, подчиняясь приказаниям Игната, привязывали чужого ратника к дереву. Ефим мимоходом удивился: странно – сидячим привязали, но наставнику виднее. Подлетел и с ходу, даже не отдышавшись, принялся докладывать, стараясь не сбиваться:

– Дядька Игнат! Взято в полон двое коноводов. Один ранен, один с топором – новик, кажется. Еще…

– Заткнись! – перебил, не дослушав, Игнат. – Ты как сам? На ногах держишься?

– Ерунда, дядька Игнат! Могу…

– Тогда так, – снова перебил наставник, – бери вон Дубца с Тяпой и тащите ко мне молодого. Того, что ранен. Да положите так, чтобы своих не мог видеть. Сопляков сюда же. Да, девку вашу, как в себя придет, к раненым приставь. Давай быстро!

Уже убегая, Одинец заметил Ершика, чиркающего кресалом возле ног привязанного у дерева пленника. Никак огонь разводит? Зачем? – но думать еще и про это времени не хватало.

Из кустов двое отроков вытащили Талиню с багровым рубцом во весь лоб. Жив, но в себя еще не пришел. Его, как и других раненых, уложили в тенек, под кусты, поближе к реке.

– Степка, Коряжка! Что Талиню не забыли – хвалю! Теперь наш припас сюда перетащите! Потом станом займетесь: воды вскипятите да поесть спроворьте. Бегом! – мальчишки поспешно кивнули и кинулись выполнять распоряжение. Как-то само собой получалось, что и после боя Одинец командовал остальными, и никому в голову не приходило с ним спорить.

– Значит, так, – начал объяснять Игнат. – Дознанием я сам займусь. Тьфу ты, зараза! – поморщился он. – Сейчас бы сюда кого из Егорова десятка – они умеют. Только где ж их здесь взять, самим придется. Как с молодым закончу, не зевай: ежели еще жив будет, водой отливайте. Ясно? И не блевать мне! Хоть посиней, а терпи. Понял? Был бы кто еще под рукой, не стал бы тебя дергать… Гонца куда-нибудь послали?

– Ага, Хвоста. К боровикам. Они тут по реке недалеко.

– О! Вот за это хвалю! Ладно, слушай, времени у нас всего чуть, старшой их вот-вот очнется. Значит, запомни: как с молодым закончу или кончится он, позовешь Тяпу с Дубцом, чтобы в кусты утащили. И потом далеко их не отпускай. Младших подрежу – сразу их за ноги и тоже в кусты волоките. Рот заткнуть не забудьте.

– Зачем? – Одинец чуть язык себе не откусил с досады: прям как сопляк какой, а не ученик воинский. И поспешно поправился. – Сделаем!

– И бадейку какую припаси, чтоб вода рядом стояла. Поставь кого, чтоб бегал. Ершик, – повернулся наставник, – все сделал?

– Сделал, дядька Игнат! – отозвался от почти бездымно горящего костерка Ершик.

Тем временем посланные отроки пригнали двоих пленных коноводов и, не давая им упасть, привязали к нетолстым березкам.

– Бронька! Останешься здесь. Смотри, не опозорь родича! – распорядился Игнат и заторопился. – Тать в себя приходит. Все, вышло время. Одинец, со мной!

Полонянин и впрямь приходил в сознание. Синяк на лбу и разбитое мечом ухо налились одним цветом. Он дернулся, видимо, еще не сообразив толком, где находится и что с ним, но тут же его глаза раскрылись и приобрели вполне осмысленное выражение.

Игнат поворошил костерок, горевший между раскинутых ног чужака, и почти добродушно спросил:

– Из мальцов который твой?

Отследив короткий взгляд, согласно закивал головой:

– Славный мальчонка, неплохой, поди, охотник мог бы выйти. Скажешь, что надобно, и отпущу отрока. Нашей крови на нем нет.

– Пошел ты… – чужак говорил с трудом, но сдаваться не собирался.

– Как скажешь, – охотно согласился Игнат, – только смотри, я тебе честную мену предлагаю: жизнь твоего сына на то, что нужно нам. А если с кем другим договоримся, уж не обессудь.

Десятник подбросил несколько сухих веток в костер и, словно потеряв интерес к пленному, спокойно направился к раненому новику. А чужака стало уже припекать: шевелить он ногами мог, но сдвинуть их и раскидать костер не позволяли два вбитых в землю кола. Кожаные штаны и сапоги нагревались быстро.

Игнат между тем подошел к скорчившемуся в стороне молодому парню, положенному, как он и велел отрокам, спиной к остальным пленникам, и, наклонившись, вспорол его штаны. Осмотрел рану, затем повернул на бок и осмотрел вторую.

Не то что бы с сочувствием, но с пониманием спросил:

– Ты как? Жить хочешь?

– Пить дайте…

– Да эт запросто. Если собрался копыта откинуть, дадим, – усмехнулся Игнат и, отвечая на непонимающий взгляд, пояснил: – Пить тебе сейчас нельзя. Напьешься и окочуришься. Да и так помрешь, коли к нашей лекарке не довезем. Она-то, пожалуй, вытянет. Но это если ты нам окажешься полезным. Ну так как? Жить хочешь?

Жить парень хотел. Да и кому сладко умирать в молодости? Вроде и понимал он, что с такими ранами, как у него, не живут, но о ратнинской лекарке ходило много разных слухов, и ему так хотелось поверить в ее могущество! Вон, говорят, целое село в поветрие отстояла. Может, и впрямь, если успеют довезти, вылечит? Как-никак жрица Макоши – ей многие тайны ведомы, даже христиане ее не трогают.