Она чувствовала на себе его взгляд, и ей делалось не по себе.

Наступило молчание, исполненное невысказанных упреков и незаданных вопросов.

Колли не мог придумать, как преодолеть возникшую между ними напряженность. До сих пор все его отношения с женщинами сводились к чисто физической близости.

Джип въехал на широкий бетонный мост и остановился.

– Дальше я не поеду. Меня могут пристрелить за вторжение в частные владения.

Она выключила мотор, и в наступившей тишине особенно резко прозвучал голос Колли.

– Нам нельзя видеться. О нас с тобой слишком много говорят.

Лейни проглотила застрявший у нее в горле комок и проговорила почти спокойно:

– Я слышала. Но не знала, что это дошло и до тебя.

Вновь наступило молчание.

– Так что же я должен был сделать, Лейни? – в отчаянии воскликнул он.

Девушка долго не отвечала; она крепко сжимала руль и смотрела прямо перед собой. Колли двумя пальцами взял ее за подбородок. Она вздрогнула, но он не выпустил ее, а повернул голову Лейни к себе. Глаза их встретились.

– По крайней мере, ты мог сказать мне, в чем дело, – выпалила она и отбросила его руку.

– Сколько тебе было лет? Пятнадцать. Что же я должен был тебе сказать? Понимаешь, Лейни, говорят, что мы с тобой…

Даже сейчас он не договорил. Он терял голову, оттого что не знал, как себя вести. Мысленно выругавшись, он открыл дверцу и вышел из машины.

– Не обращай внимания.

Он успел пройти несколько шагов вперед по мосту, как вдруг услышал:

– Подожди.

Колли остановился и обернулся. Она сидела за рулем, красная от смущения.

– Си-Кей – просто знакомый, – поспешно сказала она.

Колли негромко фыркнул.

– Да-да, конечно.

– Он часто заходит в «Магнолию».

– К тебе.

Едва заметная улыбка Лейни была для Колли знаком согласия.

– Я провожу там почти все выходные.

Он не знал, содержался ли в ее словах какой-то намек.

И вдруг ему открылись ее истинные, глубинные намерения, и тогда у него перехватило дыхание.

– Лейни…

– Колли, месяц назад мне исполнилось восемнадцать. – Он хотел тут же что-то возразить, но Лейни остановила его, взглянув ему в глаза. Боже, она удивительна! – Какого еще возраста я должна достигнуть?

Голос плохо слушался Колли, когда он заговорил:

– Торн ненавидит меня.

– А я – нет. – Она уже не смотрела на него. Двигатель джипа опять заработал. – Но больше ты от меня этого не услышишь, если ничего не предпримешь.

– Нет, погоди, Лейни!..

Если она и услышала его отчаянный возглас, то не подала вида. Джип развернулся, уехал, и Колли остался один на мосту.

Он не спал эту ночь, и следующую, и следующую после следующей. Даже изнурительная работа в поле не помогала. Он все еще видел ее, видел, как она прильнула к тому мальчишке, как открылась ее загорелая шея, как ее грудь коснулась его руки.

Уиллис не представлял себе, какой опасности себя подвергал, когда обнимал Лейни. К ней не должен прикасаться ни один мужчина, кроме него, Колли. На месте Уиллиса должен был быть он. И она не отвергнет его. Она отдаст ему себя, целиком, без остатка. Все – ему.

Он обещал кое-что ее матери и сдержал слово. Но ведь Дебора сказала «когда-нибудь». Может, это «когда-нибудь» уже наступило? Если Лейни может гулять с другими, почему ей нельзя принадлежать ему?

Теперь он мог думать только о поездке в город и новой встрече с ней. Лишь два обстоятельства удерживали его на ферме: собственная неуверенность и посадки на плантации. В конце концов, после долгих лет ожидания он вступил в ту роль, для которой готовил его Дьявол. В результате болезни Торна на плечи Колли легли все обязанности управляющего, и он должен был находиться в полях от рассвета до заката, не имея свободной минуты.

Но одна мысль неотступно преследовала его: они с Лейни могут быть вместе.

Безумие. Она – дочь заботливых родителей Джона и Деборы Торн. Она надевает белое платьице и идет в воскресную школу, а потом возвращается в «Магнолию», гостиницу с вековой солидной репутацией.

Он – фактический сирота, внук Дьявола Ролинса.

И все же перед его глазами стояла картина: губы Лейни тянутся к его губам.

И бились в голове ее слова: «Если ничего не предпримешь…»

– Это ты, Лейни?

Джон показался на веранде. Десять дней он провел в постели, мучаясь от воспаления легких. Сейчас он был бледен, и седина на висках сделалась гораздо заметнее.

– Да, папа. Тебе уже лучше?

– Я в порядке. Доктор говорит, что мне уже можно выходить из дома. Я, наверное, позвоню Альберту и скажу, что на следующей неделе выйду на работу. Послушай, дочка, я очень люблю твою мать, но, если она еще раз вставит мне в рот градусник, я укушу ее за палец. – Он криво усмехнулся. – Я соскучился по запаху земли. Мне будет полезно попотеть. – Он облокотился на перила и устремил свой взор на двор. Как раз за домом Торнов находился тупик, которым заканчивалась Мартин-Холлоу-роуд. На деревьях уже появились молодые зеленые листья. – Кстати, звонил Уэй, приглашал тебя на карнавал. Я сказал ему, что ты сегодня утром осталась со мной и не пошла в церковь, так что тебе было бы полезно погулять. Он за тобой заедет.

Несколько секунд Лейни молчала, потом кивнула:

– Хорошо.

– Что такое? Тебе не хочется идти? – Отец был удивлен.

– Просто я задумалась.

– О чем?

Лейни заставила себя засмеяться.

– Ничего особенного. А ты вправду собрался на работу?

Мама незаметно подошла к ним сзади.

– Он думает, он здоров как бык, – улыбнулась она. – Не знаю, что ему не сидится дома. Или он считает, что Ролинс сунет ферму в карман и уедет за тридевять земель? Джон, никуда твоя любимая ферма не денется.

Джон сразу помрачнел.

– Ты даже не догадываешься, что может случиться.

Дебора отошла в сторону, видимо, не желая продолжать этот разговор, но вдруг остановилась, переменив решение.

– Давай говорить начистоту, – сказала она. – Если бы Альберт хотел поручить управление фермой Колли, он бы так и поступил. Но он не хуже тебя знает, что сейчас Колли со всем не справится. И конюшня, и полевые работы – одному человеку это не по силам.

– Я разбираюсь в людях, – мрачно возразил Торн. – Каждому хочется, чтобы на его земле хозяйничали его отпрыски. К тому же я старею, а Колли молод и силен, как сто чертей.