Поначалу ничего, но потом…

Новый нарастающий смех донесся из глубины тени. Затем покров тьмы разлетелся клочьями, и картинка внутри прояснилась.

На этот раз первым появился Дэниел.

Люс была счастлива увидеть его даже на экране вестника. Его волосы оказались на пару дюймов длиннее, чем он носил сейчас. И он был загорелым — плечи и переносица приобрели бронзовый оттенок.

Нарядные темно-синие плавки, какие она видела на семейных фотокарточках семидесятых годов, смотрелись на нем превосходно.

За спиной Дэниела виднелась опушка густого леса, пышно-зеленого, расцвеченного ягодами и белыми цветами, которых Люс никогда прежде не видела. Ангел стоял на кромке небольшого отвесного утеса над сверкающим озерцом. Но взгляд его был устремлен вверх, на небо.

И снова этот смех. А затем собственный голос Люс, прерываемый хихиканьем.

— Прыгай сюда скорее! — потребовала она.

Девочка подалась вперед, ближе к окошку вестника, и увидела прежнюю себя, в желтом купальнике — она удерживалась на плаву стоя. Ее длинные волосы рассыпались вокруг, по поверхности воды, черным ореолом. Дэниел поглядывал на нее, но по-прежнему больше смотрел на небо. Мышцы на его груди напряглись. И Люс посетило дурное предчувствие, что она уже знает причину.

Небо заполняли вестники, словно стая огромных черных ворон, туча настолько густая, что они затмевали солнце. Давняя Люс в воде ничего не замечала, ничего не видела. Но от наблюдения за всеми этими вестниками, мечущимися и скапливающимися во влажном воздухе дождевого леса, сквозь картинку, созданную вестником же, у нынешней Люс вдруг закружилась голова.

— Я жду тебя уже целую вечность, — окликнула Дэниела давняя Люс, — И скоро тут заледенею.

Тот оторвал взгляд от неба и с совершенно несчастным видом посмотрел на нее. Его губы дрожали, а лицо побелело, как у призрака.

— Ты не заледенеешь, — заверил он ее.

Это не слезы ли он вытер с лица? Дэниел зажмурился и вздрогнул. Затем, вскинув над головой руки, оттолкнулся от скалы и прыгнул.

Мгновением позже он вынырнул, и давняя Люс подплыла к нему и обняла за шею, сияя от счастья. Нынешняя же наблюдала за разворачивающимся перед ней действом со смешанным чувством сожаления и удовольствия. Ей хотелось, чтобы она прежняя насладилась Дэниелом, насколько это возможно, ощутила эту невинную, полную восторга близость с тем, кого она любит.

Но она знала так же хорошо, как и он, как и рой вестников, что именно случится, как только эта Люс прижмется губами к его губам. Дэниел был прав: она не заледенеет. Она сгорит в ужасной вспышке пламени.

А Дэниел останется скорбеть по ней.

Но не только он. У этой девочки была целая жизнь: друзья и любящая семья, которых тяжко ранит эта утрата.

Внезапно Люс пришла в ярость. Ее бесило проклятие, висящее над ней и Дэниелом. Она была невинна, беззащитна; она совершенно не представляла, что на нее надвигается. Она и сейчас не понимала, почему так происходит, почему ей всегда приходилось гибнуть вскоре после встречи с Дэниелом.

И почему этого пока не случилось с ней в теперешней жизни.

Люс в воде была еще жива. И девочка не хотела — не могла позволить ей умереть.

Она вцепилась в вестника, сминая в кулаках его края. Тот задергался и заизвивался, искажая картинку, словно кривое зеркало. Внутри экрана другие тени начали снижаться. Время пловцов было на исходе.

Вне себя от беспомощности, Люс закричала и замолотила кулаками по вестнику — сперва одним, затем другим, осыпая ударами сцену перед собой. Она била снова и снова, задыхаясь и плача, изо всех сил пытаясь остановить то, что вот-вот произойдет.

И вдруг правый кулак прорвался, и ее рука провалилась до самого локтя. И сразу же девочку потрясла перемена температуры. Жар летнего заката разлился по ее ладони. Сила тяжести сместилась. Теперь Люс не могла сказать, где верх, а где низ. У нее в животе все перевернулось, и девочка испугалась, что ее сейчас стошнит.

Она может попасть внутрь. Может спасти прежнюю себя. Люс осторожно вытянула вперед левую руку. И та тоже исчезла в вестнике, как будто прошла сквозь яркий, вязкий слой желе, который подернулся рябью и расширился, пропуская ее внутрь.

— Он хочет этого от меня, — произнесла девочка вслух, — Я могу это сделать. Я могу ее спасти. Я могу спасти себе жизнь.

Она слегка подалась вперед, а затем всем телом ринулась в вестника.

Там светило солнце, такое яркое, что девочке пришлось зажмуриться, и такое тропически теплое, что ее кожа тут же заблестела от пота. И тошнотворное чувство тянущей и переворачивающей тяжести, словно при прыжке в воду с трамплина. Мигом позже она упадет…

Тут что-то вцепилось в ее левую лодыжку. И в правую. И это что-то силой тащило Люс назад.

— Нет! — вскрикнула девочка.

Она как раз разглядела далеко внизу, на воде, желтую вспышку. Слишком яркую, чтобы оказаться просто ее купальником. Неужели давняя Люс уже горит?

А затем все исчезло.

Девочку грубо выдернуло обратно в стылую сумрачную рощу секвой за общежитием Прибрежной школы. Ее кожа была холодной и липкой, а чувство равновесия отказало напрочь, так что она рухнула ничком, лицом в грязь и хвою. Затем перекатилась на спину и увидела над собой две фигуры, но зрение ее настолько помутилось, что ей не удалось даже их узнать.

— Так и думала, что найду тебя здесь.

Шелби. Люс помотала головой и несколько раз моргнула. Не только Шелби, но еще и Майлз. Причем оба выглядят измученными. Люс и сама была измучена. Она покосилась на часы, уже не удивляясь тому, сколько времени потратила на заглядывание в вестника. Уже минул час ночи. Почему Майлз и Шелби до сих пор на ногах?

— Ч-что… что ты пыталась… — запинаясь, выговорил Майлз, указывая на то место, где только что был вестник.

Она оглянулась через плечо. Тень разлетелась на сотни игольчатых осколков, брызнувших на землю, достаточно хрупких и тут же рассыпавшихся в пыль.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — пробормотала Люс, перекатываясь набок и примериваясь к корням ближайшего дерева.

Она выдержала несколько приступов, но ничего так и не вышло. Девочка зажмурилась, мучимая виной. Ей не хватило ни сил, ни времени спасать себя.

Прохладная ладонь убрала с ее лица короткие осветленные волосы. Люс заметила потрепанные черные штаны для йоги и знакомые шлепанцы, и ее накрыла волна благодарности.

— Спасибо, — выговорила она, утерла рот и неуверенно поднялась на ноги. — Ты сердишься на меня?

— Сержусь? Да я горжусь тобой. Ты со всем разобралась сама. И зачем тебе после этого кто-то вроде меня? — заявила Шелби, дернув плечом.

— Шелби…

— Нет, я тебе скажу зачем, — выпалила та. — Чтобы удержать от фортелей вроде того, какой ты едва не успела выкинуть! Хочешь ты этого или нет, могу добавить. Что ты пыталась сделать? Ты знаешь, что происходит с людьми, которые попадают внутрь вестников?