опиоиды по-прежнему, без преувеличения, лучшее, что у нас есть для борьбы с болью.

В конце концов, если наркоманы не могут достать оксикодон, фентанил или другие опиоиды фармацевтического качества, они всегда могут вернуться к героину. Потребление героина растет, поскольку черный рынок рецептурных опиоидов становится все более ограниченным. Многие зависимые, обнаружив, что после недавнего раунда борьбы с наркоманией им труднее получить легальный препарат от своих врачей, просто переходят на старую добрую классику. Сегодня героин заполонил улицы; он дешев и доступен. Уличная цена одной таблетки сильного опиоида, Оксиконтина или чего получше, сегодня может достигать от 30 до 100 долларов. Пакетик героина, с другой стороны, стоит около 10 долларов в зависимости от города. В каких-то местах доза героина дешевле, чем пачка сигарет. И героин может быть сильнее, чем когда-либо, усиленный вкраплениями фентанила или другой мощной синтетики. Приобретая героин на улице, вы никогда не знаете, насколько сильной будет доза. Соответственно, резко возрос риск передозировки. Единственным победителем, похоже, является фармацевтическая промышленность.

Каждые несколько лет фармацевтические компании придумывают очередную разновидность опиоидов, совершенно новый безотказный антинаркотический вариант, который обещает другой результат, точно так же, как героин должен был решить проблему морфия.

Препарат за препаратом терпит неудачу, но всегда находится другой, который поможет переключить наркоманов с более тяжелых наркотиков, и несметные миллионы долларов тратятся на его испытания и попытки добиться хоть какого-то незначительного улучшения.

Почему опиоиды являются проблемой именно Америки в большей степени, чем любой другой страны? Эксперты размышляли над этим вопросом десятилетиями, сосредоточившись на нескольких основных подозреваемых. Отчасти ответ коренится в структуре нашей медицинской системы с ее акцентом на коротком приеме пациентов, зависимости от мощных технологий. Отчасти это происходит из-за нашей экономической системы, которая настаивает на увеличении продаж и прибыли. Мы – богатое общество, и мы можем позволить себе интенсивное употребление лекарств. Отчасти это происходит из-за нашей закрепившейся установки, что наркотики – криминальная, а не медицинская проблема. Это направляет много денег на систему уголовного правосудия, полицию, Управление по борьбе с наркотиками и тюрьмы и сокращает финансирование медицинских подходов: программ «чистых игл», консультаций по вопросам зависимости, легализации некоторых наркотиков, – которые, похоже, работают в других странах. Есть также кое-что, связанное с нашим особым национальным характером. Мы, американцы, любим свою свободу делать то, что хотим и когда хотим, в том числе принимать те препараты, которые хотим.

И что не может не тревожить, в основе этого лежит тот факт, что нас тянет к опиоидам по той же причине, что и китайцев почти два века назад: это способ убежать. Как сказал один эксперт по опиоидам: «Мы думали, что главная проблема этих препаратов – вызываемая ими зависимость. Теперь мы понимаем, что проблема в пациентах, которые принимают их и по сути убегают от жизни».

И возможно, это потому, что мы слабаки. Как сказал один врач во время недавнего симпозиума, «американцы считают, что люди никогда не должны испытывать боль». Это плохая сторона нашего рискованного авантюризма. Отчасти из-за качества наших препаратов мы, похоже, не привыкли к боли и не желаем ее терпеть. И не только физическую боль. Мы также снижаем свою толерантность к любому виду психического дискомфорта: от легкой тревожности до слабой депрессии.

Все чаще, когда мы испытываем какой-либо дискомфорт, мы выпрашиваем у врачей таблетки, и врачи нам их выписывают. Это не значит, что миллионы американцев не страдают от сильной, длительной, очень реальной боли, или от тяжелой депрессии, или от невыносимой тревоги и им не нужны опиаты, антидепрессанты или транквилизаторы, чтобы справиться со своей болезнью. Но теоретически аналогичная доля пациентов в любой другой культуре или стране должна попадать в ту же категорию. Вопрос в том, почему американское потребление, как в медицинских целях, так и на улицах, зачастую намного выше. Сложнее ли нам, чем другим нациям? Страдаем ли мы от большего числа психических заболеваний? Очевидно, да.

Эти вопросы, конечно, очень сложны – как сложна работа человеческого тела. Опиоиды – это крайний случай, так как, по заключению одного эксперта, «зависимость от опиатов – это не привычка, не просто драйв эмоционального желания. Она фундаментальна для существования того, кто к ним пристрастился, как пища и вода, это физико-химический факт: тело химически зависит от опиатов, оно в действительности изменяет свою химию, поэтому не может функционировать должным образом без периодической подзарядки. Сильное желание формируется, когда количество опиатов в крови падает до определенного уровня и зависимый становится тревожным и раздражительным. Если не накормить тело, оно разрушается и может умереть от голода по опиатам». Вчитайтесь: без своей дозы зависимым не просто некомфортно. Они испытывают настоящий голод.

Несмотря на все политические программы, медицинские исследования, полицейские целевые группы и большие усилия социальных служб, уровень зависимости только увеличивается. Есть предположения, что со временем американцы будут принимать больше, причем все более сильнодействующих, опиоидов. Лекарственные компании снова окажутся в выигрыше. И тысячелетняя история опиума будет переписана под новую эпоху.

Глава 9

Статины: личная история

Письмо напоминало спам. Я бы выкинул его, как обычно, но обратный адрес свидетельствовал, что оно из местного Управления здравоохранения, поэтому я надорвал и открыл его. Внутри было письмо от врача, о котором я никогда ничего не слышал. Он давал мне один непрошеный совет: по данным о моем здоровье можно предположить, что риск болезни сердца у меня выше среднего, так что мне, как он писал, следует задуматься о приеме статинов. Он даже приложил полезный список из названий популярных статинов. Не указывал, что мне делать, но был близок к этому.

Ого. Что? Моя система здравоохранения советовала мне начать принимать лекарство, о котором я не имел представления, чтобы предотвратить болезнь, о которой я не знал? Мой лечащий врач ничего не говорил мне о статинах во время ежегодных осмотров. Так почему же я получил это письмо?

Поиск ответа обернулся одиссеей в шесть месяцев, исследованием дивного нового мира нынешней фармакологии, ворочающего большими деньгами. В итоге я узнал о серьезных изменениях в том, как устроена американская медицина. Это помогло мне лучше понять сегодняшний мир рецептурных медикаментов, позволило сходить на несколько полезных приемов, чтобы пробиться сквозь шумиху рекламы лекарств, и показало, насколько незначительными могут быть преимущества некоторых настоятельно рекомендуемых лекарственных методов лечения. Кое-чему из того, что я узнал, я был удивлен.

Самое первое: оказывается, статины – удивительные препараты.