В течение всего монолога таинственного человека бойцы «Кидона» продолжали неподвижно оставаться на местах. Они изредка бросали вопросительные взгляды на своего начальника, но никакого приказа не получали. Что творилось в душе самого командира, невозможно было понять по его непроницаемому лицу с крупным крючковатым носом и плотно сжатыми губами. Он внимательно слушал до самого конца, а потом вместе со своими подчиненными стал свидетелем не просто удивительного, а поистине загадочного явления.

Едва лишь прозвучали прощальные слова мужчины на крыше, как он… исчез! Вот так раз — и исчез. Не спрыгнул поспешно с крыши, не юркнул куда-нибудь вниз по незаметной лестнице, не вознесся в бледно-голубую высь! Сами развалины не прореагировали ни скрипом крошащегося дерева, ни лязгом разболтанных металлических петель. Привычную тишину необитаемого пустынного плато не нарушил ни шум автомобильного мотора, ни рев вертолетного двигателя. Не захлопала крыльями ни одна птица, не качнулся ни один куст. Даже вздымающиеся неподалеку горы не ответили протяжным затухающим эхом.

Остался черный матерчатый тент на четырех деревянных жердях-опорах, остался колченогий стул на тонких ножках… На сиденье лежал поблескивающий чемоданчик со свисающей вниз металлической цепочкой и наручником. А человек исчез! Бесследно…

— Да, было бы у нас больше времени на подготовку, ну и пара-тройка лишних рук, так эти «кидонцы» по гроб жизни не догадались бы, кто с ними разговаривал и куда исчез! Впрочем, — в голосе Аракчеева явно проскальзывали нотки самодовольства, — они и сейчас будут долго «репы морщить», прежде чем отыщут засыпанный песком ход, по которому мы незаметно на этом драндулете ретировались. Хорош, конь степной! — Вадик похлопал ладонью по рулевому колесу.

— Это не машина, это какая-то рама на колесах. У меня сложилось впечатление, что все камни на этом плато я пересчитал собственным, пардон, задом. А ртом еще и весь летящий навстречу мусор и песок профильтровал.

— Зато рама усиленная. Это раз. Отсутствие кузова и кабины в сочетании с поразительно низкой посадкой позволяет нам оставаться не замеченными с двадцати метров. Это два…

— С-стоп! — подпрыгивая на очередном камне, Гюльчатай не смогла без запинки выговорить даже короткое слово.

— Остановиться?

Девушка отрицательно замотала головой:

— Не препираться! Лучше плохо ехать, чем хорошо идти. И уж гораздо лучше, чем разбираться с этим еврейским спецназом. А вообще Вадька у нас просто гений!

— Да-а-а, что есть, то есть! Не сразу же я в цирке стал работать собственный большой номер. И униформистом побывал, и иллюзионисту долго ассистировал. Как красиво меня в ящике распиливали! А вот пригодилась «говорящая голова»! Можно сказать, предвестник голограммы. А всего-то несколько зеркал, кусок черной материи, ну, и мой артистизм, разумеется.

— Вадичка! Мне только некоторые подробности непонятны…

— И отлично! — перебил Аракчеев. — Фокус остается по-настоящему талантливым и запоминающимся, именно пока непонятны «некоторые подробности». Вы знаете венгерского еврея по имени Эрик Вайс? — не получив вразумительных ответов, Вадим продолжил: — А американца Гарри Гудини? — Снайп и Алексеева хором закивали. — Это один и тот же человек. Величайший фокусник-иллюзионист всех времен и народов. — Аракчеев был склонен к превосходным степеням оценки. — А почему? Потому что секреты своих новаторских фокусов до конца не раскрыл никому!

Он снова сосредоточился на управлении автомобилем и минут через пять, съехав вниз по довольно крутому склону и повернув в глубь сужающейся ложбины, остановил «драндулет».

— Приехали, господа! — и ответил на недоуменный взгляд Гюльчатай: — Пересадка. Скоро людные места начнутся, нужна и машинка элегантнее. Чтобы не выделяться, разумеется.

Вадим подошел чуть ближе к довольно раскидистому лиственному кусту и жестом циркового фокусника откинул в сторону небрежно лежащее парусиновое покрывало. Там стоял великолепный спортивный «Мерседес». Гюльчатай улыбнулась:

— Ну, разумеется, «чтобы не выделяться»!

Трое друзей быстро расселись в шикарной автомашине. Вадим с предельной осторожностью вывел ее из ложбины, аккуратно развернулся на гладком каменном пятачке и только потом с ревом запустил мощный двигатель на максимальных оборотах.

Не прошло и получаса, как они выехали на федеральную трассу и на полной скорости устремились к столице Ирана. Галина Алексеева бережно придерживала лежащую на ее коленях аккуратную сумочку. Под тонким кожаным чехлом находилась небольших размеров металлическая коробка из сверхпрочного и очень легкого титанового сплава. Внутри этой коробки в уютных мягких «гнездышках» покоилось все содержимое блестящего кейса, изготовленного и «снаряженного» в грузинском Реферальном центре общественного здравоохранения, которому так и не суждено было попасть в предназначенное ему место.

Коробочка в кожаном чехле отправлялась в Россию. И препятствий к этому уже не существовало! Стараниями Куратора Команды, помощника Президента РФ с недавнего времени это была уже не «сумочка с коробочкой», а официально зарегистрированная и поименованная «сумка дипломатического курьера» — вализа, опечатанная сургучом, опломбированная свинцом и не подлежащая задержанию и вскрытию (досмотру), согласно Венской конвенции 1963 года, подписанной в числе прочих государством Иран.

— Ну, братец-козлик, — обратилась Гюльчатай к Аракчееву, — теперь сознавайся, что действительно случилось с нашим командиром и как он… вообще… там…

— Господи, Галчонок! Я же и так как на духу: обычное сотрясение мозга. Это… как его… средней тяжести, во! Отлежится спокойно дома…

— Так ты его даже в больницу не устроил?!

— А что в этих больницах хорошего?

— Наблюдение, уход, врачи, сиделки…

— Ха! Да у него на даче такие сиде… — и Вадик резко замолчал.

— Что-что?! Какая дача? Какие «сиде…»?! Ну-ка, договаривай!

Вадим переглянулся с Виталием, и тот поспешил на помощь другу:

— Сиде…ть с ним приехал лучший друг Сергей Редин. Ну, а на даче, так там же природа, воздух чистый, не то что духота в московской квартире. И опять же покой. Мы по телефону еще из Тбилиси связались. — Аракчеев в такт каждому слову кивал головой. — Он оформил краткосрочный отпуск на десять суток и сейчас постоянно, ежеминутно…

— Постой-постой! Этот «козлик» упомянул «сиде…» во множественном числе!

— Ну так… это… уважительно к капитану первого ранга Редину, заслуженному подводнику. У них там всё в порядке, не сомневайся. Еда, лекарство…

— Угу, — покивала головой Алексеева. — А вы об этом откуда знаете? Ведь сами сюда прилетели прямиком из Грузии на самолете.

— Так мы в посольство наше в Тегеране заходили, — вывернулся Вадик. — Вот вализу тебе доставали. — Он указал на колени девушки. — Оттуда по спецсвязи, через закрытый канал…

Гюльчатай сосредоточенно замолчала. Аракчеев лихо подмигнул Снайпу: вывернулись! И утратил бдительность.