— Но зачем? — перебил его Кель. — Зачем так подставляться, Тирас?

— Вам понадобятся союзники, когда меня не станет, — ответил тот, на этот раз избегая смотреть мне в глаза.

Сопротивление забурлило во мне. Я отказывалась в это верить. Отказывалась.

МЫ ПОКИНУЛИ ГОРОДСКИЕ стены на рассвете следующего дня, одетые как и прежде — как сельские жители и ремесленники, в вуали и с корзинами в руках, не говоря ни слова и избегая смотреть друг на друга. Когда мы добрались до дома Шенны, она почтительно поприветствовала мужчин, мне же достались теплые объятия, словно моя физическая неполноценность вызывала у Целительницы доверие. Уязвимость много раз служила мне плохую службу, но она же и располагала ко мне людей.

— Я поговорила со старейшинами, и они распространили новость среди Одаренных. Каждый сам решит, приходить сегодня или нет. Если они не захотят показаться, мы должны будем принять их выбор. Я никого не выдам, — заявила Шенна.

Ее родители уже были здесь — вместе с прапрадедушкой, древним старцем по имени Соркин. Он был так сед, что с легкостью мог бы затеряться среди серых утесов Корвина. Но в Нивее скалы были черными и мерцающими, словно глаза Тираса до того, как превращение сделало их золотыми.

Соркин тоже был Целителем и помнил правление еще прапрадеда Тираса — короля, который вызывал даже больше страха и ненависти, чем Золтев. Он внимательно смотрел на нас, источая одновременно испуг и надежду. Когда Тирас отвесил ему глубокий поклон, черты старика немного смягчились. Он, не спрашивая, взял лицо короля в ладони и принялся гудеть — в точности как Шенна накануне. Так продолжалось некоторое время. Затем он уронил руки и отступил на шаг, но нота продолжила звенеть в воздухе.

— Вы не больны, ваше величество, — сказал он, и его брови недоверчиво сошлись к переносице.

— И все же… мне осталось очень мало времени, — ответил Тирас.

Соркин смерил его задумчивым взглядом, не подтверждая, но и не отрицая слова короля, после чего шагнул ко мне и так же обхватил лицо ладонями.

— Я чувствую в вас жизнь, моя королева. — Его глаза метнулись к Тирасу. — Два сердцебиения, две ноты.

У меня перехватило дыхание. Я и сама это подозревала, но предпочитала не делиться ни с кем своими догадками, чтобы выждать еще немного и убедиться окончательно. Теперь сомнений не осталось.

— Эта жизнь совсем юна, но вы определенно носите под сердцем ребенка, — заявил Соркин с уверенностью.

Тирас взял мою руку и запечатлел поцелуй на ладони — там, где священник смешал нашу кровь несколько месяцев назад. На губах короля трепетала радость, которая тут же передалась мне и пустила глубокие корни в сердце. Шенна и старый Целитель заметили его ликование, и их глаза тоже потеплели, а настороженность ушла.

— Хвала богам, — выдохнул Тирас, словно еще один мост был перейден, еще одна битва выиграна, и радость моя омрачилась.

— Хвала богам, — эхом откликнулся Соркин. — А теперь приступим.

Из задней комнаты к нам вышла седая старуха по имени Гвен, при виде которой у меня невольно открылся рот. Это была та самая женщина, которая обмывала мне ноги у порога храма и велела во что бы то ни стало дождаться короля. Заметив меня, она склонилась в осторожном поклоне, и я почувствовала, как светлеет на сердце от ее улыбки.

— В прошлую нашу встречу ты еще не была королевой.

Я присела в глубоком реверансе.

— В эту нашу встречу ты еще не мать, но скоро ей станешь. — И старуха, обернувшись к Тирасу, поприветствовала его почтительным кивком.

— Как мы можем услужить вам, ваше величество? — поинтересовалась она, хотя я подозревала, что ответ ей уже известен.

— В чем ваш дар, матушка Гвен? — Тирас озвучил этот титул с очевидным почтением.

— Я вижу то, чего другие не видят. Знаю вещи, которых другие не знают. И узнаю в людях их дар, — сказала она спокойно.

Вы Провидица? — перебила я в изумлении. Матушка Гвен улыбнулась, словно мой мысленный голос доставлял ей радость.

— Мои уши уже не так остры, как когда-то, но тебя я слышу превосходно.

Я легко поклонилась. Приятно, когда тебя слышат.

— Я Рассказчица, как и ты, моя королева, — продолжила старуха, отвечая на мой первый вопрос. — Хотя я не могу изменить вещи, которые вижу. Не могу повелевать водой или ветром. Но могу предсказать бурю.

— В чем дар короля, матушка Гвен? — мягко, но настойчиво спросил Соркин, возвращая беседу к главной теме. Ему явно хотелось знать, не солгал ли Тирас.

Старуха склонила голову и несколько секунд пристально разглядывала короля, его золотые глаза и белые волосы.

— Его дар странен, — признала она наконец.

— Разве они все не странные? — вмешался резко Кель.

Женщина лишь улыбнулась и кивнула взбрыкнувшему капитану королевской стражи.

— И вправду, молодой человек. Но ваш дар не исчерпывается способностью менять облик, ваше величество, — заметила она, вновь обращаясь к Тирасу.

Тот вскинул брови и перевел взгляд на меня.

— Ваш дар заключается в силе воли, — сказала матушка Гвен; я могла бы подписаться под каждым ее словом. — Люди подчиняются вам. Уступают вашим желаниям. Даже ваш брат, который не склоняется ни перед кем, немедленно падет ниц, стоит вам попросить его об этом.

Кель фыркнул и выставил перед собой ладонь, словно веля старухе держаться подальше. Та на мгновение закрыла глаза и втянула носом воздух, отчего мне на память сразу пришел Буджуни, — а после одарила Келя снисходительным взглядом.

— Отрицать дар Целителя легче всего, особенно тому, кому привычна война и незнакома любовь. В тебе есть сила, молодой человек, — добавила она мягко, но более не произнесла ни слова, оставив Келя и всех нас толковать ее слова как вздумается.

Весь тот долгий день Одаренные прибывали в дом Шенны маленькими группками, будто тщательно распланировали свое появление. Мы не знали, откуда они приходят, и не спрашивали. Ни один дар не повторял в точности другой — каждый был отличен, каждый уникален. И их демонстрация действительно захватывала дух. Пряхам и Перевертышам было легче всего показать свои способности. Дар Целителей проявлялся, лишь когда представлялась удобная возможность, а предсказания Рассказчиков невозможно было проверить. Будущее еще не наступило, и никто из собравшихся не повелевал словами так, как я.

Мужчина, который был размером с утес и вынужден был пригнуться, заходя в дом, переплел несколько камней в хлеб и угостил всех желающих. Один ребенок обращал хлопок в уголь незаметным движением запястья. Другая женщина превратила меч Келя в веревку, а веревку — в змею. Я в испуге отскочила, чем вызвала смех Пряхи.

— Это не настоящая змея.

Я посмотрела, как она свивается в кольцо на полу, и вопросительно подняла брови: выглядела она очень правдоподобно.