Министерство обороны, как главного заказчика, представлял генерал Борис Девяткин. Среди авиационных конструкторов разглядел он и ракетчика Александра Березняка. Впрочем, с конструкторами ракет у них отношения складывались более благоприятные. И в первую очередь потому, что начальником Главного управления ракетного вооружения Минобороны был его старый друг, с кем, еще будучи капитанами, они запускали немецкие ракеты, — Николай Смирницкий. Дело, конечно, не только в их дружбе, просто Смирницкий, будучи радиоинженером, живо интересовался проблемами защиты баллистических ракет. Встречаясь, они часто обсуждали подобные вопросы. Николай знал, сколь успешно работают в этом направлении Мажоров и его подчиненные, ценил важность их разработок. ГУРВО, в свою очередь, выдавало технические задания на строительство ракет. Так вот в этих заданиях и появилось требование по защите ракет от средств противоракетной обороны. Это сильно облегчило взаимодействие ученых «сто восьмого» с главными «ракетными» конструкторами.

С военно-воздушными силами все обстояло иначе. Пока Плешаков читал свой доклад, Мажоров пристально следил за создателями самолетов.

«Главные» слушали начальника института внимательно и весьма напряженно. То и дело перешептывались, покачивали головами. Судя по всему, многое в докладе им не нравилось. Еще бы, Мажоров их понимал. «Сто восьмой» со своей защитой добавлял немало хлопот. Зал недовольно гудел.

— Внимание! — поднял руку академик Щукин. — А теперь на ваши вопросы ответит главный инженер института Мажоров. И он попросил Юрия Николаевича выйти к трибуне.

Не успел Мажоров еще обогнуть стол президиума и стать за трибуну, как из зала «прилетел» вопрос.

— А питаться ваша станция помех откуда будет?

— Как откуда? — среагировал Юрий Николаевич. — От бортовой сети самолета.

Зал зашумел еще больше.

— Вес станции напомните, — спросил кто-то из задних рядов.

— Скажем так, до сотни килограммов.

Тут уже не выдержал Андрей Николаевич Туполев. Он привстал со своего места и, обращаясь к президиуму, в сердцах сказал:

— Я что, себе в задницу все это воткну. Самолет же не резиновый. Он забит оружием, и липшего места нет!

Раздались одобрительные реплики. Академик Щукин пытался успокоить зал. Когда страсти улеглись, он кивнул Мажорову, мол, продолжайте. А что, собственно, на это скажешь? Выходит, что главные конструкторы плохо представляют себе, как уязвимы их машины. Без аппаратуры «сто восьмого» самолеты ждет неминуемая гибель в первом же бою.

Однако на вопрос Туполева, хоть и риторический, пришлось отвечать. К счастью, Мажоров подготовился к такому повороту дела. У него, как говорится, был свой рояль в кустах. Сначала он дипломатично согласился с мнением Андрея Николаевича, чтобы благотворно повлиять на разгоряченных конструкторов, а потом, что называется, выкатил рояль.

— Чтобы уменьшить энергетические и весовые затраты, в конструкции самолетов можно использовать малоотражающие материалы.

В первых рядах заулыбались, мол, «создатели помех» учат мэтров авиации, как строить самолеты. Но Мажорова это не смутило. Он продолжил дальше. Сказал, что для начала надо сделать малоотражающими кромки плоскостей, оснастив их материалом, поглощающим радиоволны. И тут же в подтверждение своих слов продемонстрировал макет такой плоскости.

— Может, подумать об изменении конструкции самой кабины пилота, сделать ее из другого материала. Для этого модель машины проработать в безэховой камере, чтобы получить минимальное отражение волн.

Это было уже слишком. Подобное заявление главного инженера института конструкторы восприняли как покушение на их свободу и вмешательство в их внутренние дела.

На этом, собственно, и закончилось первое совещание с главными конструкторами. Каждый остался при своем мнении.

Прискорбно и то, что управление ВВС, которое заказывало самолеты и выдавало на них технические задания, занимало этакую пассивную, скорее созерцательную позицию.

Управление это возглавлял генерал Александр Пономарев и, насколько было известно Мажорову, ни он сам, ни его помощники не очень-то и желали разбираться в этой «помеховой» тематике. Потому и в тактико-технические требования на заказы боевых самолетов не включались требования по обеспечению живучести машин в условиях современного воздушного боя и в противостоянии с системами ПВО противника.

В то же время у американцев уже функционировала система обороны северного направления «Норад». На европейском ТВД размещались комплексы ПВО «Найк-Геркулес» и «Хок».

И тем не менее совещание сыграло свою роль. Разъехавшись по родным пенатам, главные конструкторы задумались. Ведь как ни крути, правы были эти ребята из «сто восьмого». Зачем создавать новые самолеты, если без защиты они погибнут на первом вылете. Не враги же они себе и своей Родине.

Через некоторое время пришло известие из КБ Туполева. Андрей Николаевич давал добро на установку средства групповой защиты на своем новом самолете Ту-22. На другой машине Ту-16 он согласился разместить станцию индивидуальной защиты «Резеда».

Вскоре его примеру последовал Сухой. Павел Осипович сам приехал в институт и предложил поставить на самолете Су-7 защиту. Решено было установить на борту «сушки» станцию «Сирень».

Пошел навстречу ученым и Микоян. А вот с Яковлевым договориться не удалось. Дважды ездил к нему Мажоров, и все безрезультатно. Наконец, условились о третьей встрече.

Конструкторское бюро Яковлева размещалось на Ленинградском проспекте, в районе метро «Аэропорт». Александр Сергеевич долго рассказывал Мажорову, какой замечательный самолет Як-28. Двухмоторный, с весом всего в 10,5 тонны, а бомбовую нагрузку способен нести до 3-х тысяч килограммов.

Мажоров, терпеливо выслушав лекцию Яковлева, посочувствовал: жаль, если такой прекрасный самолет будет сбит первой же ракетой «Хок». А чтобы этого не случилось, надо установить на борту станцию защиты «Сирень-Ф». Весит она всего 80 килограммов. Недолить немножко топлива, и дело, как говорится, в шляпе. Тут же Юрий Николаевич показал Яковлеву фотографии станции и чертежи, где можно ее установить.

Главный конструктор внимательно посмотрел на фото и вдруг обратил внимание на один из блоков станции, который напоминал слегка закругленный параллелепипед. «Почему он такой формы?» — удивился Яковлев. Пришлось объяснить, что таким пришлось его сделать, чтобы разместить под носовым обтекателем самолета Сухого.

Яковлев как-то сразу насупил брови и, немного помолчав, недовольно сказал:

— Нет, размещать эту станцию мы не будем. Она тяжела по весу.

Обескураженный Мажоров вышел из кабинета главного конструктора. Казалось, взаимопонимание налаживалось, и вдруг такая реакция. Резкое изменение настроения главного объяснил заместитель Яковлева, Ярошевич. В КБ он курировал работы по электронике. Он сказал, что Мажоров сделал ошибку: ни один из главных конструкторов не желал, чтобы в его самолете было нечто похожее на других. Поэтому ежели у Сухого стоит такая станция, то у Яковлева появиться она не может! Так поступали все конструкторы. К чему приводили эти амбиции, вполне понятно. Эксплуатация самолетов в частях была сильно затруднена. Ведь к каждому типу самолетов подходило только оригинальное оборудование. Такой подход был крайне затратным, но тем не менее он практиковался.