– Пойму какая – скажу, – спокойно пообещал маркиз Ноймар. – Может, мать с Приддом и ошибается, но дыру в голове она мне прогрызла немалую, впрочем, я с ней во многом согласен. Врагов придется давить, если есть за что – судить, но по провинциям отсиделась куча не поймешь кого, вроде родственничков Карлиона, и эту кучу придется разбирать… Как ядра, что мы в Зальцведеле собирали. Помнишь?

– Еще бы! – Изрытая чужими пушками стена, наспех сплетенные «венки», которыми измеряют каменные и чугунные шары, чтобы вновь пустить в дело… Сгребали ли гаунау талигойские ядра или им хватало своих? – Дурацкое ощущение! Привыкли, что к нам лезут, но лезут люди, а сейчас мы как были, так и есть, зато за зимой – твари, которые копят силу и жрут своих. Пока своих.

– Алва не думает, что к нам этой весной полезут, разве что по привычке. – Людвиг опять принялся что-то высматривать. – От мира с Бруно я, как ты понимаешь, не в восторге, но не разводить же у себя под носом нечто запредельное. Слушай, мы Альт-Приддхен часом не проскочили?

– Какую-то речонку мы точно перешли… С четверть часа назад. Приддхен или нет, без карты не скажу.

– Приддхен, Совиную даже под снегом не прозеваешь. – Людвиг, придержав Шельму, вытащил из седельной сумки солидный курьерский футляр. – Велено вскрыть, когда мы отъедем от Старой Придды на пять хорн, а это как раз Альт-Приддхен.

– Какие сложности!

– Отец додумался напомнить Ворону, что дисциплина начинается с мелочей. Алва пожал плечами и спросил, согласен я с этим или нет, мне, как ты понимаешь, пришлось поддержать отца. Ворон кивнул и с этакой своей ухмылочкой объявил, что вечером мне доставят пакет и соответствующие указания. Леворукий!

Алый атлас над белой дорогой вспыхнул до нестерпимости ярко. Регент и Первый маршал счел уместным произвести генерала Ноймаринена в маршалы и заодно пошутить. Людвиг дважды перечел приказ, на всякий случай перевернул, обнаружил на оборотной стороне запись про начало дисциплины и недурной набросок пса, похоже, того самого, с которым разъезжал Валме.

– Маршалов развелось, – смущенно хмыкнул Людвиг, держа в руках горящую на солнце перевязь.

– Не так уж и много, – ободрил растерянного, но потихоньку становящегося счастливым друга Жермон. – Если не считать стариков, будешь пятым. Шутки шутками, но перевалы должны висеть на маршале. Твой отец сейчас по сути – цивильный регент, так что все верно, но пить…

– Придется, – и не подумал испугаться старый друг. – Ты прав, не так уж нас и много, даже, пожалуй, маловато. Дорака со счетов сбрасываем, толку от него никакого, отец по уши занят цивильной дрянью, Вольфганг… Вечная память, но он видел на своем месте тебя, так и стало. Савиньяки перевязи отхватили еще при Сильвестре и по делу, потом Дьегаррон прибавился, а теперь вот и мы с тобой… Выходит, действующих и впрямь пятеро, а всегда было не меньше семи.

– Алва обещал, – припомнил Ариго, – что следующим, если ничего ни на чью голову не свалится, станет Валентин.

– Очень на то похоже. Отец черно-белую перевязь отдал и спокойно вздохнул, мы с Рокэ туда-сюда все в одних годах, так что армию ему сдавать явно не нам, а из молодняка Придд кажется лучшим… Если его в супремы не затянут, тогда выходит Арно.

– Мы оба обсчитались, – Жермон, не откладывая, вытащил флягу. – То есть больше нас… Я про Дьегаррона забыл, ты – про Эпинэ. Кстати, он на своем месте, я его в деле видел. Хорош!

– Да уж всяко лучше твоего покойного, к счастью, не братца Ги.

– К счастью покойного? – переспросил Жермон. – Пожалуй…

– Тьфу ты! Точно при дворах мне с моим косноязычием делать нечего! К счастью, потому что Ги с Иорамом тебе никто, а назвать твою мать матерью у меня, уж извини, после всего не выходит. А у тебя и прежде не выходило, я же помню, все «она» да «она».

– Значит, отец тебе рассказал?

– Мать. Отцу это, кстати, не понравилось… Между прочим, тебе тут тоже регентский рескрипт. Держи!

– Мне? – подивился Ариго, разворачивая бумагу. – Вроде ж ясно все…

Рескрипт был краток. «Маршалу Ариго, – приказывал Первый маршал Талига, – незамедлительно принести должные поздравления маршалу Ноймаринену, после чего с его помощью в двухдневный срок всесторонне оценить степень необходимости своего присутствия и последствия отсутствия в Северной армии и убраться с должным сопровождением в Альт-Вельдер, где и ждать следующего приказа».

– Робер, – спохватилась Матильда, – с твоей войной я поняла, с паршивцами Карои – тоже, но со свадьбой не тяни, и учти, я на меньшее, чем посаженая мать, не согласна! Да и внушительней выйдет, если за дело высокопреосвященства возьмутся, а то мало ли какая дрянь в спину твоей герцогине шипеть примется! Марианна, может, и виду не подаст, только прошлое, оно ох какое кусачее! Я его, дрянь такую, вроде и отшвырнула, а нет-нет да цапнет.

– Матильда, – Робер аж коня придержал, – ты не знаешь… и я не знал, когда от вас уезжал, а Марианны уже не было. Она в день мятежа умерла, сердце не выдержало. Раймон… Ее друг похоронил, на могиле я был, когда мы в город ходили.

– Помолчи! – прикрикнула алатка и сама замолчала, подавившись не своей бедой. Услышанное не укладывалось в голове… Нет, что любимые гибнут первыми, женщина знала как никто, а так и оставшаяся незнакомкой Марианна вполне могла не пережить бегства и страха. Не за себя – за болтающегося среди пожаров Робера, но сам-то он?! В Хандаве любовь казалась тем, что позволило Иноходцу не просто выплыть, но и вытащить на себе других. Та же любовь, пережив Марианну, должна была утянуть на дно – и не утянула, напротив! Матильда с первого взгляда поняла: нынешний Робер спокоен и собирается служить и жить, вот и наделила его домом за спиной. Тем, что защищают и где ждут, а оказалось, как в этой… Ежанке. Ирисы на пепелище!

– Не понимаешь? – Робер взял женщину за руку. – Я тоже не понимаю, но я в порядке. Наверное, дело в снах… Я вбил себе в голову, что у нас с Марианной один сон на двоих, потом получилось, что я решил: она рядом, в паре часов рысью, и бросился туда на ночь глядя. Увидел светящееся окошко, почти за руку взял, а там – другая хозяйка, птички, толпа детей… Нечего было чувствовать, все спуталось, я уже не знал, где я, где – она, где память, сон, бред, понятного только и осталось, что война. Я стал воевать и будто из трясины выбрался! Не знаю, что со мной станется дальше, и не хочу знать, сейчас я с Рокэ, мы куда-то едем, вот с тобой встретились… Ты счастлива, потому и хочешь по нам заплакать. Не надо!

– Не буду, – пообещала Матильда, принуждая себя вытащить флягу, которую и таскала-то даже не по привычке, а потому что Бонифацию нравилось. – Не знаю, за что пить, но выпить я должна, иначе рехнусь сейчас… Твою кавалерию, я же думала… Это что, выходит, только я и счастлива из всех?! Жива и счастлива, да еще аспид мой…

– А Дуглас? – перебил Робер. – Он что, погиб?!

– Какое погиб?! – взвилась бывшая принцесса. – Скоро полковником станет, но он для меня всяко не ты!