Франции от головной боли, а депутатов от запросов избирателей. Зато я, в ответ за ваш шантаж, сделаю официальное заявление, что некий капитан Дринкуотер являлся начальником концлагеря в Архангельске и на моих глазах расстрелял два десятка человек. Об этом появятся статьи во французских газетах. Думаю, что и левая пресса Британии сделает перепечатку. Как долго после этого продлится ваша карьера?

— Но это же ложь! — захлопал глазами майор.

— А мне плевать — ложь это, или не ложь. Вы помните, что за вами должок? Почему я должен верить, что белым меня сдал именно генерал? А если и так, то мне все равно. До генерала Айронсайда мне не дотянуться, а вы тут. Вы меня обманули один раз, я имею право на ответ.

— Вам никто не поверит без доказательств.

— В моем архиве есть фотографии расстрелянных русских большевиков, сделанные недалеко от Архангельска, есть снимки раскопанных могил, есть фотографии английских солдат. При желании можно отыскать сходство капитана Дринкуотера с каким-нибудь солдатом. Вы сумеете доказать, что вы не убийца? Понимаю, в Британии убийство русского стоит на одной доске с убийством туземца, но все-таки, даже негров убивать в открытую теперь неприлично. А вы говорите, что не принято сдавать собственных коллег из враждебной страны.

Кажется, еще минута и майора покинет выдержка и он накинется на меня с кулаками. Пусть попробует. Вот только Наталью надо в сторонку отвести, чтобы не попалась под горячую руку.

— Наташа, ты нас не оставишь? — попросил я.

Наталья кивнула и вышла. Может и зря я отослал жену, потому что майор успокоился.

— Да, товарищ Аксенов, вы еще тот фрукт, — изрек англичанин. Посмотрев на меня, спросил. — Мы сможем договориться?

— Вам просто следует предложить за Зуева достойную цену, вот и все.

— Что мне вам предложить? Деньги?

Человеку, распоряжающемуся миллионами, предлагать деньги? Сколько может дать британская разведка? Тысячу фунтов, пять тысяч? Даже не смешно.

— Например — откуда вы узнали, что Кустов и Аксенов одно лицо? Вы мне сдаете свой источник, а я вам Зуева.

— Нет, — покачал головой майор. — Этот источник я сдать не могу, даже если вы мне сейчас же передадите Зуева с рук на руки.

— Даже не намекнете? А я за это скажу, где нынче пребывает господин Зуев.

— Нам известно, что он пребывает во внутренней тюрьме ВЧК, на Лубянке.

— Жаль, — почти искренне выразил я сожаление. — А я-то надеялся вас утешить, чтобы вы могли что-то доложить вашему начальству.

Про рапорт его начальству я сказал просто так. Мне-то какое дело до аглицких заморочек? А вот мне самому есть о чем доложить в Москву. Во-первых, Франция готова признать Советскую Россию и на этой почве у нее начались трения с Англией. А во-вторых, у нас имеется британский шпион. Причем, он настолько важен для англичан, что они не хотят его сдавать даже в обмен на собственного агента. Я бы, такого важного информатора тоже не сдал, но хотя бы попытался что-то соврать. А майор слишком расстроен, чтобы всучить мне липу. Или англичанам нужен не сам Зуев, а Библия Тиндейла? Хм, а я ведь так и не распорядился, чтобы кто-то съездил в Архангельск и вытащил книгу из тайника. Да я и о самом-то Зуеве позабыл, не до старого библиотекаря и польского шпиона. Платон Ильич пусть сидит, к стенке его ставить пока не будем, а с книжкой нужно что-то решать. Сегодня же отправлю телеграмму Трилиссеру, пусть отрабатывает будущую должность. Неплохо бы выяснить — сколько стоит подлинник Библии Тиндейла? Думаю, никак не меньше «Апостола» Ивана Федорова, а может и больше.

Да, а в-третьих, о чем следует доложить в столицу Советской России — это о том, что меня раскрыли. Следовало ожидать, но все равно неприятно. Какие из всего этого выйдут последствия, пока не знаю, но лучше всего рассчитывать на худшее.

— Давайте решим вопрос полюбовно, — предложил я майору. — Вы пока попридержите свою информацию, не сообщите французам, что я чекист, а я гарантирую, что ваш Зуев останется жив и здоров. А то, что в случае моего ареста или иных неприятностей, Платона Ильича немедленно расстреляют, это я вам тоже гарантирую.

Судя по растерянному виду майора, он не ожидал, что шантаж не пройдет. Странно. Всегда нужно учитывать и другие варианты развития событий. Например — я же не говорю майору, что Зуев, хотя и считается у англичан своим человеком, на самом-то деле польский шпион. Вдруг нам это потом пригодится? А может и не пригодится, как пойдет.

— Я не могу вам пообещать, что мое начальство одобрит такое решение, — пробубнил Дринкуотер. — Но не могу утверждать и обратное. Завтра я выеду в Лондон, встречусь с начальством, потом доложу.

Ох уж эти знатоки русского языка. Нет бы сказать проще — я не знаю, мое дело маленькое, а будет так, как начальство скажет, а им бы все завернуть, чтобы звучало покруче. Не понимают, что высокопарным «штилем» говорят недоучки. Значит, при самом худшем раскладе сколько времени у меня есть? Дня три, неделя. В принципе, не так и мало. На сетах Игнатьева есть еще миллионов пять, он их обещал перевести в Цюрих, на мое имя. Стало быть, через неделю я оставлю торгпредство на Никиту, а сам быстренько сделаю ноги. Можно пока в Москву не сбегать, отсижусь где-нибудь в Берлине, или в Вене, а там посмотрю, как развернуться события.

— Телефон советского торгпредства вы найдете в справочнике, — улыбнулся я, подозвав официанта. Расплатившись, добавил. — Если надумаете поговорить после встречи с начальством — позвоните, буду рад.

Я вышел из ресторана, где меня ожидала обеспокоенная Наташа.

— Все в порядке? — спросила она, оглядывая меня с ног до головы. Верно решила, что произойдет драка.

— Все нормально, любовь моя, — ответил я, обнимая жену.

Мы пошли чинно, под ручку, беседуя о всякой ерунде, как и положено двум молодым любящим супругам, ожидающим первенца.

— С коммунистом вашим, как там его? Роже или Роше? Так вот, с ним нужно работу провести, уточнить, где он с майором познакомился. Может, в Архангельске? Так что, не исключено, что ваш товарищ совсем не товарищ.

— Проведем, все у него спросим, не волнуйся, — усмехнулась Наталья. Улыбка получилась не очень доброй. Пожалуй, владельца столярной мастерской ждут не очень хорошие дни. Французские коммунисты, если они истинные, спрашивать умеют. — А с этим что делать? Он тебя в лицо знает. Понятно, что не сегодня, не здесь. Пусть до Британии доедет?

Боже ты мой, на ком я женился?

—